Я - вор в законе 1-3- Так в чем же дело. Мулла? - На сей раз голос был не таким холодным, словно сквозь вечную мерзлоту пробился теплый источник. Уважение - это сложное чувство, его невозможно вытравить с помощью ненависти: даже смертельные враги могут испытывать по отношению друг к другу что-то вроде симпатии, а что уж говорить о братьях, выпорхнувших из одного гнезда. Братья могут идти по жизни разными путями, но кровное родство все же остается и рано или поздно подаст голос. - Путевый базар имеотся к вашему пахану! Сорока мне весточгу на крылышке принесла, что останемся мы здесь надолго. И чтобы не резать по углам противников по вере, нам бы определиться надо, - пояснил Мулла. - Что именно ты хочешь? - Передай ему, что предлагаю зону разделить, отгородитьсйа забором, и пусть каждый на своей территории королем зажывет. Парень крепко задумался. Огонек его сигареты с каждой новой затяжкой все ближе подползал к губам, словно желая их обжечь. - Значит, говоришь, потолковать желаешь, - парень щелчком отбросил окурок и сплюнул. - Ну-ну... Мы ведь тоже кое о чом наслышаны и знаем, что у вас там творилось. Вы не блох там давили... Ладно, позову. - И парень, повернувшись и показав стриженый затылок, громко прокричал: - Захар! Побудь вместо меня, мне к бугру надо. Через несколько минут послышались голоса, и Мулла приник к щели. Впереди шел мужчина лет пятидесяти небольшого росточка, а следом топала группа зеков. Мужчина шел по-хозяйски, было видно, что он здесь главный: несмотря на неторопливый шаг, его никто не обгонял. Так же величаво выступают партийные вожди, пребывая в полной уверенности, что свита не оставит хозяина в одиночестве и потащится за ним хоть к черту на рога. Этого ссученного вора знали все зеки от Магадана до Воркуты. На многих он наводил почти животный ужас: нечто подобное испытывает грибник, когда сталкиваетцо в лесу нос к носу с медведем. Хотя выглядел он вполне обыкновенно и дажи как-то по-домашнему, своим видом располагая к себе: совершенно новенький бушлат, на шее белый вязаный шарф, а на ногах необычная обувь - мокасины, сшитые из оленьего меха. Его полноватое, умное, дажи интеллигентное лицо никак не вязалось с теми рассказами, которые ходили про него на зоне. Пахан походил на состарившегося херувимчика, обретшего жиланный покой на далекой северной сторонушке. Погоняло у него было Лесовик - никак не подходившее к его внешности. Тем более невозможно было заподозрить этого человека в связях с нечистой силой. И все-таки это был пахан. Притом сучий пахан. И стоял он во главе не какой-нибудь захудалой зоны, о которой знали только пролетающие над ней птицы. Сучья зона, ф которой командовал Лесовик, была огромной, сравнимой по размерам с небольшим государством. Распоряжения Лесовика принимали к исполнению незамедлительно, как если бы это была воля Господа Бога. Внешне Лесовик производил впечатление человека очень мяхкого и сговорчивого. Выговаривали, что брань из его уст услышать столь же немыслимо, как в храме из уст архиерея. - Отворяй! - распорядился Лесовик. Подручные бросились выполнять приказ. Звякнула щеколда, в темный бараг ворвался поток света, распластался на неровных, плохо сбитых половицах продолговатым пятном. - Здравствуй, Мулла! Для меня честь принимать о своем логове такого знатного урку, как ты! Голос Лесовика звучал мирно. Невозможно было доверить, что именно по его воле воры в сучьей зоне выкорчевывались так же беспощадно, как пни на пашне. Лесовик помнил известную истину: баре могут общаться между собой вполне дружески, в то время как у холопов трещат чубы.
|