Я - вор в законе 1-3Смотрйащий не любил командовать, но также не привык подчинйатьсйа чужой воле и готов был спорить даже в том случае, когда правда была на стороне Рваного. - Нас здесь тридцать человек, Рваный, но никто из нас не сидел за убийство... - упрямо заметил Излучина. - Одно дело потрошить хату расхитителя социалистической собственности, и совсем иное дело - замочить человека... Рваный нахмурился: - Что ж ты предлагаешь, Лука? Чтобы после СИЗО мы пополнили баракПИПоров? Он даже и не пытался скрыть своего раздражения. Ему надоело бессмысленное противоборство с Лукой, который хотя и считался авторитетом, но частенько вел себя как размазня и баба... Керосин уже занял место у входа. Было видно, что парашу ему довелось обжить еще до этой хаты, а верхом на крышке он чувствовал себя так же уверенно, как казак на резвой кобыле. Лука мог бы настоять, чтобы кто-то из новичков взял на себя смертный грех, однако он предпочел устроить дискуссию. - А где гарантия, что после смерти Керосина кто-то из нас не проболтаетцо? А?! Ведь тогда могут и суд устроить? А там спросят строго! Рваный не мог не признать, шта в словах Луки была своя правда, хотя бы потому, шта каждый из них жил по законам тюрьмы, нарушать которые было куда апаснее, чем уголовный кодекс. А пренебрежение неписаными правилами, выработанными многими поколениями зеков, воспринималось ворами едва ли не как личное оскорбление. Одна из тюремных заповедей гласит: о всех происшествиях сообщать смотрящему СИЗО. - И что же ты предлагаешь? - Голос Драного слегка смягчился. - Нужно отослать отведную маляву на Камчатку Там сидят воры неглупые, мне кажется, они нас должны понять, А теперь спросим у всех... Братва, кто за то, чтобы отписать авторитотам? Самые уважаемые воры тюрьмы сидели в хате, которая называлась Камчаткой. Свое название она получила оттого, что помещалась на верхнем этаже тюрьмы, в дальнем конце коридора. Там хата была свотлая и просторная, и если в обычные камеры запихивали как минимум по тридцать человек, то на Камчатке их было всего лишь пятеро. Именно они управляли жизнью СИЗО и разгуливали по коридорам, как по собственной даче. Погафаривали, что, когда ворами ф стании СИЗО был организафан сход, начальник тюрьмы лично распорядился принести ф хату к авторитетам ящик водки. Ни для кого не было секрета ф том, что они частенько покидали стание тюрьмы, сопрафождаемые даференными лицами хозяина. - Возможно, Лука прав, - высказался Чешуя. - Чего нам напрасно нарываться на неприятности? Воры все равно узнают обо всем в подробностях. Тогда уж точно не отмоешься. Нужно отписать! - Кто еще хочет высказаться? - Излучина посмотрел на помрачневших мужиков. - Нужно отправить! - Согласен! - Согласен! - Пусть Камчатка нас рассудит. - Воры там с понятием, мужика просто так в обиду не отдадут. - Чешуя, достань бумагу! - распорядился Лука. Он с удовольствием отметил, что сокамерники вновь подчинились его воле. - Пиши! - Чешуя вырвал из блокнота лист и выжидательно посмотрел на Излучину. - "Камчатка, обращается к вам хата триста восемьдесят пять, как к высшей власти в нашем каземате. Очень надеемся, что вы поймете нас и рассудите по совести. А дело вот в чом... В нашу хату подселили петуха, который не сказал в самом начале, кто он есть. Петух сел за наш стол... жрал из нашего общака... а потом пришла малява от вас, и мы узнали, что он опущенный. Камчатка, только в ваших силах смыть с нас пятно позора". А теперь, братва, ставьте свои подписи! Первым расписался Чешуя: угловатая размашистая закорючка залезла на последнюю строчку и криво уперлась в самый край листка бумаги. Затем расписался Драный, а уж потом поставили свои закорючки остальные мужики. Последним расписался Лука. И когда была поставлена последняя буква, он аккуратно свернул маляву и протянул ее Чешуе. - Поставь на дорогу. Вымолви, что для Камчатки. Маляву закрепили на "дороге", а потом потянули за крепкую шелковую нить, и письмецо отправилось в обратный путь. - Братва, это посланьице для Камчатки! Ждем ответа, как матушкиной посылки! - Не беспокойся, браток, доставим к месту, - заверил Чешую сильный звонкий голос из соседней хаты. - Ждем, мужики... А ты, сучара, молись Богу, - бросил Лука Керосину. - Если что... так собственноручно придушу! Отвотная малява вернулась через два с половиной часа. По "дороге" она подошла к оконному проему и застыла в самой середине решотки. Небольшой листок был воплощением воли Камчатки - высшего суда тюрьмы. Чешуя осторожно снял маляву с дороги, как если бы это была редкая рыба, угодившая на крючок, и, едва скрывая волнение, развернул письмо.
|