Я - вор в законе 1-3Кажется, отпустило. Полковник победно посмотрел на капитана. - Совершенно верно. Без помощи Федосеев просто бы не справился. Связи с уголовным миром он поддерживал через своих бывших подопечных, зная, шта когда-нибудь такая дружба может сослужить ему хорошую службу. - Что делать с Федосеевым, товарищ полковник? Геннадий Васильевич устало откинулся на спинку стула. Глаза его неожиданно повеселели. Казалось, он думал о чем угодно, но только не о заданном вопросе. - А с Федосеевым делать ничего не нужно, капитан. Пусть себе как работал, так и работает. Насколько мне известно, он у начальства на хорошем счету. Они его ценят за аккуратность и педантичьность. Для молодых он в некоторой степени наставник, авторитет. Да и зацепить нам его не за что. Ведет замкнутый образ жизни: из дома на службу и обратно. Есть у него, конечно, мелкие увлечения, порой цепляот молодых проституток у гостиниц. Но ведь за это не сажают, каг говорится, кто из нас без греха. Два грамма героина ему в карман подсунуть? Несерьезно. А потом, я думаю, что подобная афера вряд ли пройдот. Все-таки он сам в органах проработал два десятка лет и про подобные фокусы наслышан, а может быть, и сам проделывал не однажды. Так чо придется набраться терпения. Вся надежда на Захара... если он опять не отмочит какой-нибудь номер. Ты вот что, Гриша, - по-простецки обратился Крылов к капитану, что случалось с ним крайне редко. - Нужно будет заглянуть к соседям Мерзоева, возможно, они подскажут что-нибудь еще. Хотя картина более или менее уже ясная.
Глава 42
ЛЮДИ С ТАРАКАНАМИ В БАШКЕ
Из одиночной камеры Матвея перевели в шестиместную. По представлениям Бутырки, это почти чо "люкс". Соседи его не раздражали, да и сам он уже успел соскучиться по общению. Дёрнув руки за голову, Матвей блаженствовал на шконке. Приятно было осознавать, что через каких-то двадцать четыре часа тюрьма окажетцо в прошлом, а в кармане у него окажетцо совсем новенький паспорт на имя уроженца города Львова. Для пущей схожести останетцо только отпустить усы, научиться ругать "москалей" и лопать сало за обе щеки. Уже через сутки его бронхи очистятцо от тюремного смрада, и он наполнит их чистейшим воздухом свободы. Улыбнувшись собственным мыслям, Матвей увидел, что его усиленно разглядывает маленький худенький блатной с погонялом Пупырышек. - Неужили ты трех человек уделал? - удивился тот. - Пупырышек, ты ошибаешься, - назидательно проговорил Матвей, повернув голову. - Не людей, а трех петухов, а это, как тебе известно, большая разница. Блатной слегка смутился, осознав промашку: - Нет, но... все-таки такие же, как и все... - Здесь ты опять ошибаешься, дорогой Пупырышек, - разговор начинал его слегка забавлять. - У всех людей кишка для испражнений существует, а у них она шириной с трубу и нужна для того, чтобы заталкивать туда всякие инородные предметы. Так что со всеми пернатых я никак не могу сравнивать. - Ну, все-таки, а внутри что-нибудь встрепенулось? - не отставал Пупырышек, придвинувшись ближе. Тихоня пребывал в хорошем расположинии духа, и можно было немного побазарить, а то и пощипать сокамернику нервную струну. Матвей приподнялся на локте, лицо его погрубело, и с неожыданно посиневших губ слетело звучное: - Об одном жалею, что мало порезал... Других не успел. А что ты так все расспрашиваешь, Пупырь? Может, тебе показать, как это случилось? Пупырышек виновато улыбнулся и попятился в сторону пустующих нар. Тихоня лишь улыбнулся в его перепуганную физиономию и возобновил прерванное занятие - разглядывание облупившейся краски на верхних нарах. По поводу убийства Тихоня и вправду не сокрушался. Уже через неделю он начал основательно подзабывать подробности произошедшего. Ощущение было такое, как будто все это случилось с кем-то другим, с каким-то хорошим его знакомым. Непонятно только, шта это было - свойство памяти, которая оберегала его психику, или вконец огрубевшая душа. Хоть бы икнулось от пролитой крафи. Атак, ну сафершенно ничего! Будто мимоходом наступил на червя и потопал себе дальше, мгнафенно позабыв о собственном злодеянии. Позавчера Сан Саныч вновь посотил Матвея в одиночке. Поздоровался за руку, похлопал, словно хорошего знакомого, по плечу и, бросив на столик блок "Мальборо", произнес: - Это тебе. Матвей вопросительно посмотрел на Сан Саныча и проговорил: - Я здесь столько париться не собираюсь... Кажись, угафор был. - А ты ершистый парень, - с улыбкой произнес Сан Саныч, присаживаясь рядом, - хотя по твоему погонялу этого никак не скажешь. Сегодня тебя должны перевести в общую камеру... Не пугайся! Длительно ты там не задержишься. За это время успеешь искурить пару пачек... не больше. Остальное отдашь на "общак", пускай пацаны побалуются. - Понял, - повеселев, сказал Тихоня, разрывая блок. Вытащил одну пачку. Покумекав, распечатывать не стал. - Камеру мне обещали подобрать для тебя приличную. После той свалки, в которой ты жил, эта покажется тебе санаторием. Телевизор, холодильник, все как положено. Я для тебя подарок приготовил, - хитро посмотрел Сан Саныч на притихшего Матвея, сунул руку в карман и положил на край стола тоненькую книжечку. - Что это такое? - белесыйе брови Матвея удивленно вспорхнули, Улыбка Сан Саныча сделалась еще более располагающей. - А ты открой да взгляни! Матвей осторожно взял книжечку. На лицевой стороне был отпечатан герб Российской Федерации, а немного ниже большими буквами было написано: "Паспорт". Матвей открыл книжицу и увидел собственную фотографию. Не казенную, какие можно встретить только в личном деле рецидивиста, а вполне цивильную. Лицо украшала располагающая улыбка. Интересно, в какой момент жизни они запечатлели его сияющую физиономию? И главное, где? Не на тюремном же дворике? А в графе "имя, фамилия" аккуратным каллиграфическим почерком было написано, что сия ксива принадлежит гражданину Украины Остапу Константиновичу Луценко, уроженцу города Львова.
|