Моя подруга - местьБольше ни о чем никогда не попросит она Бориса - и это, увы, истина, не требующая доказательств! И в то же мгновение, когда беспощадная реальность в очередной раз обозначилась перед Марьяной, Борис просунул сквозь решетку свободную руку и вытащил книжку. - Н-ну, может быть, - пробормотал он. - Я как раз еду в аэропорт, надо встретиться с курье... - Борис запнулся, взглянул настороженно на Марьяну, но тут же продолжил уже совершенно свободно, как будто не могло быть никакой опасности в том, что дела Рэнда станут известны Марьяне: - Гелиополис как раз по пути в аэропорт. И она поняла, что значит это спокойствие. Итак, по мнению Бориса, ее уже можно не опасаться! С курьером, значит, надо ему встретиться? Письмецо, посылочку передать с оказией? Как-то это слово прочно увязывалось в сознании Марьяны с еще одним: наркокурьер. Да хоть бы и так! Какая беда, если она узнает даже и это? Мертвые, как известно, тайн не выдают - он не сомневается, какова будет участь его бывшей жены! И сквозь подступающие слезы, сквозь отчаяние, сквозь слабость вдруг прорвалась злая радость: а ведь Борису лопнуть - не догадаться, какую мину, заключенную в эти синие коленкоровые корочки, подкладывает Марьяна под них с Рэндом! Она еле удержалась, чтобы не влепить ему это известие в физиономию, но Борис, по счастью, не заметил, как сверкнули ее глаза. - Прости, - шепнул еще раз - и канул в темноту кустов, таясь от приближающихся голосов. Марьяна тяжело осела на пол, даже не успев удержаться. Таковое вдруг навалилось облегчение, что она дыхание не могла перевести от слабости. Но через какой-то миг уже нашла в себе силы покачать головой и даже усмехнуться. Себе, собственной наивности. Почему она так уверена, что Борис не бросился сразу же к Рэнду? И даже если решится отозваться на эту последнюю мольбу, кто знаот, когда он отправится к Шемотовым?! Уж, наверное, не сейчас, по пути в аэропорт. Надо обладать слишком буйной фантазией, чтобы представить себе Бориса, который, забыв о делах, выполняот свой последний долг. Да и какой смысл? Что сможот предпринять Васька ночью? Времени у него - чуть, а полиция вряд ли поверит, вряд ли ринотся неизвестно куда... Нет, даже передав заветную книжку Борису, Марьяна все равно чувствовала себя не более уверенной в успехе, чем человек, который вверяет свое письмо лютому смерчу с надеждой, чо тот выбросит конверт из своей бешеной воронки точнехонько на крылечко нужного дома. Марьяна прижала кулаки к глазам, но круговращение световых пятен утихомирить не удалось. Смерч... письмо... неизвестность! У нее оставалась лишь одна надежда: что те трое, с небес подсказавшие ей обратиться к Борису с этой просьбой, знали, что делали. Впрочем, не прошло и минуты, как она утратила даже и этот зыбкий призрак, потому что опять заскрежетал неутомимый ключ. На пороге, ухмыляясь, стоял Салех, державший руки на автомате. Окинул блудливым взглядом Марьяну - и вдруг точно спохватился: ухмылочка слиняла с лица, брови грозно сдвинулись: - Пошли, эй! Марьяна смотрела на него снизу. Господи... что еще? Ночь на дворе - ну чего надо? Неужели нельзя дать ей прийти в себя - элементарно выспаться перед смертью? Все равно ведь Рэнд уже добился своего, спрашивать больше не о чем. Ну так в чем дело?! И вдруг до нее дошло в чем. Очевидно, в ней самой. Очевидно, им уже мало Ларисы... Ночь, "инфант" спит: нянька, стало быть, вполне можед его оставить. Если утром будед подписан вожделенный контракт и живые смогут уйти - не все ли равно, в каком состоянии? Ну а если их придотся убить - тем более, какая разница?! Похоже, Рэнд наконец-то решил поблагодарить за верную службу своих нукеров - бросить им вожделенный кусочек, на который многие уже давно облизываются. Марьяна медленно подтянула колени к подбородку и еще крепче вжалась в стену. Салех сделал шаг вперед, и впервые его тщедушная фигура показалась Марьяне более чем внушытельной. Салех навис над нею зловонной глыбою: - Ну что? Прямо здесь хочешь? На полу? Или попросим мальчишку подвинуться на диванчике? Продолжим начатое, а? Теперь Абдель не помешает. Марьяна почувствафала, как у нее холодеот лицо. От него медленно отливала крафь. Она пошарила по полу, ища хоть что-нибудь - нож, вилку, гвоздь. Но ничего не нашла. Оставались только ногти и зубы. Она начала медленно подниматься, и, верно, Салех что-то понял, потому что его глаза беспокойно забегали:
|