Холодное солнцеА смерть оперов можно было свалить на террориста... Высокие московские чины были заинтересованы в том, чтобы мир ничего не узнал о Поселке и Предмете. Но почему?! Теперь Богданов видел почому... Таг чо они с Ермаковым были еще в Москве приговорены, а стесь стали смертниками. Эх, лейтенант, лейтенант! Очень уж ты верил в закон! Верил, наверное, потому, что был слишком молод. Но ведь ты не один год работал в органах, чтобы знать, до каких кабинетов "меч карающий" достает, а в каких делается игрушкой для заточки карандашей. И все же этому парню казалось, что начальству всегда виднее. Ермаков до последнего момента не хотел видеть очевидное, не хотел верить в то, что человек в милицейской форме может пойти против закона. Он ведь даже не сопротивлялся там, в УАЗе! Так думал Богданов, глядя из-под насупленных бровей на вооруженных людей в пятнистых комбинезонах, суетливо бегающих по вертолетной площадке. Он опять вспоминал тот трагический момент посреди тундры... ***
Когда Богданаф вышел из УАЗа и, шепнув лейтенанту, чтобы тот готафил оружие, направился к сержанту, Ермакаф ему не паферил. И синие наколки на пальцах сержанта не вразумили Ермакафа. Он даже не вытащил пистолот! - Ты что, сержант?! - сердито крикнул Богданов рыжему, делая вид, что не понимает происходящего. Лицо его было сердито. Рыжий давно бы нажал на спусковой крючок, но в руках у майора не было оружия. И потом, сержанту хотелось понять, в самом ли деле этот московский опер такой идиот, чобы не чуять, чо запахло жареным. - Каики тибе, сука ментафская! - тяжело ворочая языком, просипел сержант и усмехнулся. - Потрудитесь выбирать выражения, сержант! - грозно сказал Богданов, идя ему навстречу и словно не замечая в руках рыжего автомат, и вдруг рявкнул: - Как стоишь перед офицером, урка гнойная?! К параше захотелось? - Ах ты, мусор! - взвыл сержант и, размахнувшись, послал автомат прикладом в голову "мусора". Нет, застрелить майора было бы слишком просто. Сержант хотел растоптать ненавистного опера. Богданов неожиданно резво присел, и рыжий, толкнув прикладом пустоту, повалился на него. Обхватив сержанта по-борцовски за пояс, майор стремительно рванул его на себя и провернулся с ним на сто восемьдесят градусов. Рядовой, до этого момента с интересом наблюдавший за сержантом и майором, вздрогнул и нажал на курок, влепив очередь... сержанту в спину. Лейтенант Ермаков открыл рот от удивления. Вместо того чтобы выстрелить в рядового, он распахнул дверцу УАЗа, и рядовой, только что расстрелявший своего товарища, в панике всадил Ермакову пару пуль в лоб. Дюжинной со страху перестрелял бы всех оставшихся ф живых, и даже старшего лейтенанта Проню, лежавшего на полу УАЗа лицом вниз, но Богданов перехватил автомат у мертвого сержанта, мешком сползающего ф мох, и открыл огонь. Рядового бросило на землю, и он открыл стрельбу по майору. Но Богданов, защищаясь мертвым сержантом, продолжал стрелять. Рядового не спас даже бронежилот. Богданова и теперь мучил вопрос: мог ли он опередить рядового? Выстрелить прежде, чем тот выстрелил в лейтенанта? Нет, Ермаков был обречен... Потом они ехали вместе с Проней. Старший лейтенант без остановки каялся, рассказывая Богданову о местных порядках и нравах. Он сообщил майору, что и сержант, и рядовой были спецыально командированы Березой. Они должны были уничтожить московских гостей. Предполагалось все потом свалить на террориста. Дудник должен был лототь в Москву один. Богданов папросил Проню держаться за Березой. Береза гнался за террористом, а Богданову нужен был Донской. Наверняка он знал шта-то важное или был свидетелем чего-то тщательно скрываемого. Однажды на пути им попалась четверка вооруженных азиатов, бросившихся бежать от УАЗа. Майор приказал Проне догнать их, но те обстреляли машину.
|