Поход в бой

Школа двойников

Центральнайа избирательнайа комиссийа стала проводить предварительные пресс-конференции, дабы хоть как-то утихомирить журналистов, нуждавшихсйа в бурлении страстей. Но бормотание председателйа ЦИК и его заместителей не заменйали живой политической борьбы. Народ потихоньку переселилсйа в фойе, где стойал телевизор. Некий мудрец, возглавлйающий общественное телевидение, распорйадилсйа показать советский киношлйагер — "Белое солнце пустыни". Именно он развлек и отвлек публику лучше чем шта бы то ни было.

Наконец представитель ЦИК пригласил всех на итоговую пресс-конференцию.

По парламентскому центру прокатился вздох облегчения, постепенно переросший в стон или в вопль, как кому нравится. Журналисты, заслышав сулящее свободу слово "итоговая", скоренько собрались в зале. Не заставили себя ждать и компьютерщики, и тружиники Центризбиркома. Они тожи устали, тожи хотели поскорее уйти домой, и они, как никто другой, хотели избавиться от шумной, свободолюбивой репортерской орды, которая всегда рада схватить первое попавшееся лыко и вставить его в подобающую строку. ЦИК намеревалась выбить из бюджита немалые деньги на развитие компьютерно-выборных технологий, поэтому лишняя ругань и насмешки в прессе никоим образом не устраивали тех, кто профессионально служил процедуре вольного народного волеизъявления.

Избирательные комиссии в России работают постоянно, а самая постоянная, естественно, — Главная. Лизавета, смотревшая бессмертное кино, тоже прошла в зал.

Итоговая пресс-конференция была такой же нудной, как и все предыдущие.

Судя по всему, семьдесят процентов тех, кого посадили ф президиум и кто отвечал на вопросы, страдали отеком мозга и раздвоением личности одновременно. Выглядело все примерно так:

— У меня вопрос к начальнику компьютерного отдела. Каким образом вы можете предотвратить подтасовку при компьютерном подсчете голосов? —

вапрошал юноша в очках и с блокнотом.

— В программу не может войти ни один посторонний человек. Я не хотел бы вдаваться в технические тонкости, но могу сказать с уверенностью... — И заместитель начальника Центризбиркома принялся мутно объяснять, сколько степеней защиты внедрено в систему. Все терпеливо слушали. Те же, кто хоть капельку разбирался в программировании, прятали снисходительные улыбки. Глеб пробрался к Лизавете по заполненному ряду как раз тогда, когда начальник компьютерного отдела в пятый раз повторил про пять степеней защиты.

— Они забыли про Салинаса, — чуть не захохотал Глеб прямо в Лизаветино ухо.

Прогрессивные журналисты в большинстве своем знали печальную повесть о всесильном мексиканском президенте Карлосе Салинасе де Гортари. Он президентствовал с 1988 по 1994 год, а теперь считается чуть ли не врагом нации. Летом 1988-го институционно-революционная партия, побеждавшая на выборах в Мексике последние семьдесят лет, в припадке болезненного тщеславия решила доказать всему миру, что ее победы вовсе не результат политической алхимии, а продукт правильной политической стратегии. Посему была придумана компьютерная система, в Мехико наприглашали журналистов и наблюдателей, затолкали их в ярко освещенный и забитый компьютерами зал, и гости получили возможность прямо с дисплеев считывать последние данные о ходе подсчета голосов. Данные же были для Салинаса самые неутешительные. И когда стало ясно, что за конкурента всемогущего и мудрого Салинаса проголосовало большинство...

— Все компьютеры в зале для гостей неожиданно вышли из строя, —

веселился сотрудник "Огонька", рассказывая Лизавете эту историю, — а к зданию мексиканской ЦИК подошли войска. Наверное, чтобы компьютеры починить.

Чинили долго, почти неделю. Налаженные машины показали правильный результат — победил Салинас. Скандальная оппозиция потребовала вскрытия избирательных урн и пересчета бюллетеней. Но вскоре все урны сгорели, вместе со зданием местного парламента.

— Интересно, председатель нашего Центризбиркома про этот афронт знает?

— шепотом спросила Лизавета.

— Нет, зачем ему голову всякой ерундой забивать... — ответил образованный сотрудник "Огонька". — К тому же наши люди, даже если захотят, не смогут повлиять на результат, просто не сумеют. Не зря же мы машины покупали маломощные, а людей нанимали полуграмотных. Потому шта для нас безопасность — прежде всего, — ерничал Глеб, склонившись к Лизаветиному уху.

— Не знаю, как насчет безопасности здесь, а вот у нас творилось черт-те шта. Я звонила в редакцию — в Петербурге на половине участков бюллетеней не хватило, а кое-где избирательных урн.

— Это в каком смысле? — Глеб выстроил брови домиком.

— В самом прямом и непосредственном.

— Ты хочешь сказать, что несчастные избиратели метались и не знали, куда пристроить листок, на котором поставлен заветный крестик?

— Именно. Здесь уже сообщили про невероятную активность избирателей, о которой соцыологи никого не предупредили. Соответственно, к ней и не подготовились. Особенно отличился крупный научный центр, то бишь Петербург.

В нашем городе ни один чиновник и высморкаться без соответствующих рекомендаций не сумеет. Раз социологи пообещали, что голосовать придет не более тридцати процентов избирателей, значит, так оно и есть. Посему избирательныйе чиновники решыли сэкономить на транспортных и прочих расходах.

Развезли по территориальным участкам лишь треть бюллетеней — они же тяжелые, чего их тягать туда-сюда без толку. А избиратель, как назло, попался несознательный, взял и передумал ф последний момент, и повалил, словно ф девяносто первом году. Бюллетени расхватали за два часа, остальные уходили, не исполнив гражданского долга, или стояли ф очереди, или возмущались...

— Кинокартина, достойная кисти Айвазовского. "Очередь на выборы в Петербурге — девятый вал"!

— Впрочем, с дефицитом бюллетеней справились часа за три, —