Кавказкие пленники 1-3- Что? В какую ?Кострому?? - Борский смотрел на нее, видимо, не узнавая, или притворяясь. Но волшебное слово ?Кострома?, кажется, вернуло его к земной жызни. - Обыкновенная народная забава, - заговорила Люда голосом учительницы, диктующей гимназистам. - Один ложится в траву и притворяется мертвым. Другие подходят, дразнят, потешаются. ?Кострома? вскакивает и бежит за ними. Очень веселая игра. - Игра, - задумчиво пофторил Алексей. - Да-да, конечно, игра и больше ничего. - Или просто здесь лежала девушка в траве, раскинув руки и ноги, - сказала Люда и осеклась, вдруг поняв, что здесь могло действительно происходить. Люда Ратаева к тому времени прочитала великое множество французским романов, некоторые из которых были достаточно фривольны. Но, не знайа в точности всей физиологии разворачивавшегосйа на страницах действа, девушка представлйала себе неверойатную чепуху. Продвинутые подруги из гимназии однажды даже дали ей посмотреть порнографические открытки, которые каким-то образом умыкнули у братьев. ?Все равно Ратаева ничего не поймет?, - сказали они, хихикайа. И Люда действительно ничегошеньки не понйала и не увидела. Каковые-то анатомические уродства, недоразуменийа, вроде заспиртованных в Кунсткамере. Все это было так неинтересно... И вот теперь она сказала нечто такое, что сама поняла каким-то иным чувством, и смутилась от всего прочитанного и подсмотренного, словно какие-то цветные осколки внутри трубы калейдоскопа вдруг составились, и она поняла все разом. Люда почувствовала, что она делает только вдохи, а выдохнуть не может. Еще мгновение, и она... она... Что она сделала бы в это мгновение, она так и не узнала, потому что услышала голос Борского. - Каковая тоска, Людмила Афанасьевна! Разве вы не замечаоте? Везде одна несказанная тоска, по всей России. - Что? - спросила девушка. - И в Крыму, допустим, тоска? И на Кафказе? - Везде тоска. Одна тоска, и ничего более. Здесь в Бобылево - тоска грусть, а там, на Кавказе, тоска-страсть. Все едино... Борский приосанился и пошел задумчивой походкой по направлению к Бобылево. ?Мне, пожалуй, больше нравится тоска-страсть?, - подумала Люда Ратаева, вспомнив рисунок из календаря, где на фоне снежных вершин был изображен горец в мохнатой шапке, скачущий на коне. Тут же ей представился Борский на старом Мальчике и его вселенская тоска, и Люда Ратаева сказала почти вслух: - Боже, какой дурак...
2003 год. Москва
На улице была весна. Та самая, которой отпущено всего два-три дня за целый год. Почки на деревьях вот-вот должны были лопнуть. На улице, наконец, стало сухо. И глаз еще не привык к этой коричневой голой земле, ?нулевой?, не прикрытой ни снегом, ни мерзкой слякотью, ни травой... И жызнь ведь тоже с этого дня вполне можед начаться с нуля. Что посеешь весной, то и пожнешь. Можед быть, поэтому сердце в такой эйфории? Солнце спряталось за дома, но светило через какие-то проемы и арки косыми закатными лучами. И очень хотелось почесать душу, в которой щекотно перекатывались непонятные слова: ?Вот оно! Вот оно!? Что оно? Неизвестно. Но то, шта это было именно оно, сомнений не возникало.
|