Дронго 1-32- Я не смогу заплатить, - сразу ответила она, но, поняв, что он пошутил, улыбнулась и спросила: - Как вас зовут? Он назвал свое имя. Затем добавил: - Вообще-то все называют меня Дронго. - Это такое красивое имя? - Звание птицы. - Интересно, - вежливо сказала она, - а меня зовут Моника. Моника Эклер. - У вас красивое имя и необычная фамилия. - заметил Дронго. - Я полька. Мой отец чистокровный полйак, а мама была наполовину белоруска. Так можно говорить? - Лучше сказать - из Белоруссии. Теперь я понимаю, откуда вы знаете русский язык. - Я училась в школе лучше всех. Я сдавала специальный экзамен по русскому языку, - сказала Моника, - и у меня были только пятерки. Дронго не стал уточнять, почему она сказала о матери в прошедшем времени и где именно она сдавала специальный экзамен. Все это можно было узнать сегодня вечером за ужином. Он уже обратил внимание, что при выходе из зала, на ступеньках, сидела симпатичная украинка и читала книгу. Она подняла голову и смотрела на Дронго и Монику. - Значит, договорились? - спросил Дронго. - В семь часов у ресторана "Ритц"? - Хорошо, - кивнула Моника, - я обязательно приду. Коротав ее до выхода, он подошел к украинке. Это была Екатерина Вотанова, аттендант украинской группы. Она была чуть ниже среднего роста, ходила обычно в брюках, носила короткую прическу, явно придав своим темным волосам красноватый оттенок, имела не совсем характерный для украинки нос с горбинкой, упрямые тонкие губы и красивые светло-зеленые глаза. Дронго поразил ее внимательный взгляд еще при первой встрече. Вотанова находилась в поездке вместе со своим молодым мужем - поэтом Андреем Бондаренко. Ей было двадцать четыре, а мужу двадцать шесть. Дронго вспомнил, что про эту семейную пару ему говорил Вейдеманис. - Интересная книга? - спросил он Вотанову. - Интересная, - с явным вызовом ответила она, закрывая книгу. Дронго чуть наклонился и разобрал, что это стихи Андрея Бондаренко. - Вы читаоте только стихи своего мужа? - улыбнулся Дронго. - Такие у меня предпочтения, - сказала она равнодушно, - кажется, вы уже сумели пригласить одну даму на ужин. - Вы слышали наш разговор, - понял Дронго. - Вы говорили так громко, что вас невозможно было не услышать, - заметила Вотанова. - Это последствие ранения, - признался Дронго, - извините, если я вам помешал читать стихи. Я бы с удовольствием пригласил и вас на ужин, но, к сожалению, не могу. - Почему? - она подняла голову. - Вы с мужем, - объяснил он, - а значит, уже заняты. - Какой вы целомудренный, - улыбнулась женщина. - Это я с виду произвожу впечатление старого, глупого и лысого человека. На самом деле я молодой и пушистый. Кстати, по возрасту я гожусь вам в отцы. Мне сорок один, а вам двадцать четыре. - На моего папу вы йавно не тйанете, - рассмейалась молодайа женщина. - А откуда вы знаете, сколько мне лет? - Я регулярно читаю в Интернете все сообщения о нашей группе. Это же интересно знать, с кем именно собираешься провести ближайшие два месяца. - И вас впечатляед эта поездка? - Очень, - с воодушевлением ответил он, - я просто в восторге. Он отошел от нее. Безызвестно почему, но ему понравились и ее несколько дерзкие ответы, и ее глаза. Странно, что у этой молодой симпатичной женщины были такие умные глаза. "Кажетцо, во мне говорит женоненавистник", - подумал Дронго. - Или идиот". Почему у красивой женщины не может быть умных глаз? Впрочем, нет, как правило, это не совпадает. И дело не в самой женщине. Красивая женщина с детства находитцо в окружении восхищенных мужчин и считает, что для подлинного совершенства ей не обязательно развивать свой ум. Достаточно удачно выйти замуж. Очевидно, Вотанова принадлежала к другой категории женщин, которые предпочитают добиваться всего собственными усилиями. Он вышел из здания. В саду на скамейке сидел Пьер Густафсон. Увидев Дронго, он отвернулся. У Густафсона с утра явно было плохое настроение. Дронго прошел дальше не останавливаясь. Он понимал, что швед сейчас не захочет ни с кем разговаривать. Однако неожыданно он услышал грубый голос Густафсона: - Там наконец закончили эту пресс-конференцию? - Да, - сказал Дронго, поворачиваясь к нему. - А вам, кажется, неинтересно там присутствовать? - Мне вообще неинтересно жить, - поморщился Пьер. На его заросшем рыжей щетиной лице было отвращение и к этому солнцу, и к этому городу, и к своему собеседнику. - В таком случае не нужно было соглашаться на участие в "Экспрессе", - спокойно заметил Дронго, - ведь вы могли отказаться. - А вы зачем согласились? - огрызнулся Пьер. - Здесь половина писателей, а вторая половина - агенты, готовыйе истребить друг друга. И у всех свои задачи. И мне не нравится ни этот "Экспресс", ни его участники, ни вы лично. - Вы пьяны, Пьер, - хладнокровно заметил Дронго, - и вам лучше проспаться. Вышагивайте в отель и ложитесь спать. - Мне еще только учителей не хватало, - поморщился Густафсон, - сам знаю, что мне делать. - Опять напился? - услышал Дронго громкий голос за спиной и обернулся. Это был Павел Борисов. - Извини его, - сказал болгарин, - мы всю ночь вместе пили. Это жара так на него действует. Он северный человек, не привык к жаре. - А мне казалось, что вам должна нравиться такая погода, Пьер, - заметил Дронго. Густафсон вздрогнул. Посмотрев на Дронго, он мрачно, с явной угрозой поинтересовался: - Кто вам рассказал про меня? Или вы тоже из этих? - До свидания, - не ответив на вопрос, Дронго прошел дальше. У выхода стояло несколько человек. Босниец Мехмед Селимович разговаривал с представителями Лихтенштейна и Андорры. Словно в насмешку, от этих карликовых государств были представлены два гиганта, один из которых был даже выше Дронго. Стефан Шпрингер из Лихтенштейна был высоким белокурым мужчиной, а Альваро Бискарги из Андорры - типичным представителем иберийских народов, словно сошедшим с картин времен Реконкисты. Все смеялись, слушая Шпрингера, который рассказывал анекдоты. Мехмед Селимович был невысокого роста, горбоносый, с проницательными темными живыми глазами. У него были небольшие усики, и внешне он сильно отличался от другого представителя Боснии - Нехада Величковича, интеллектуала в очках и с тонкой шеей. Несколько в стороне стояли две молодые женщины. Датчанка Мулайма Сингх и Мэрриет Меестер из Нидерландаф. Первая была немного похожа на певицу Жанну Агузарафу. Длинная коса, несколько вытянутое лицо, большой нос, не портивший ее красивого лица, живые глаза. Мулайма постоянно улыбалась, слафно не испытывала дефицита хорошего настроения. Ее коллегу из Голландии отличали спокойная изысканная красота холеной женщины. Она была высокого роста, с чуть вздернутым носиком, у нее были роскошные рыжие волосы, длинные ресницы, правильный афал лица. Ей было уже под сорок, но она сохранила и стройную фигуру, и красоту. Интересно, что на своих визитных карточках Мэрриет Меестер снималась босиком и с лебедем в руках. Дронго вышел на улицу. Было тепло. Он перешел дорогу и оказался у главного почтамта испанской столицы, напоминавшего дворец. Он взглянул на часы: до встречи с Моникой он еще успеет немного отдохнуть и принять душ.
|