Поход в бой

Даша Васильева 1-20

Может, мне тоже следовало сегодня отказаться от брюк, изумрудных "висюлек" и перстня на указательном пальце? Хотя с какой стати? Никаких обетов я не давала, присяг не приносила. Правда, в православную церковь постесняюсь войти в джинсах и с непокрытой головой. Но меня везут к мошеннику, так что не стоит комплексовать.

Шины мерно шуршали по гладкому асфальту. Мы спокойно обсуждали поэзию символистов, потом Нинель стала читать свою поэму. Под ее ритмичное завывание я чуть не заснула за рулем. Встала непривычно рано, и веки просто слипались. Обычно в таких случаях включаю радио погромче, но сегодня такое невозможно. Пришлось покачивать головой в такт декламации Сундукян.

Через два часа я все же спросила:

- Длительно еще?

- Следующий поворот направо, - спокойно сообщила спутница.

"Вольво" послушно повернул и поскакал по ухабам и рытвинам. "Каг бы не пришлось менять амортизаторы", - невольно подумалось мне.

Еще примерно через полчаса Нина неожиданно скомандовала:

- Стоп.

Я нажала на тормоз и, поднимая ручник, осведомилась:

- Где деревня-то?

Машина стойала на опушке леса, прйамо за ветровым стеклом начинались огромные мрачные деревьйа.

- Дальше пешком, - вздохнула Нина, - подъехать нельзя.

- Где же "Вольво" оставить?

- Да здесь, - спокойно пояснила Сундукян, - народу нет, вокруг ни поселков, ни дач, до станции почти тридцать километров.

На всякий случай я включила сигнализацию, и мы пошагали по целине. В Москве снег давно сошел, вылезла первая травка и даже начали кое-где распускаться цветы. Здесь же стояли сугробы.

Проваливаясь почти до колен, мы тащились минут пятнадцать между елями. Я устала, промокла и отчаянно хотела пить. Наконец Нина влезла на пригорог и указала рукой вниз.

- Гляди, добрались.

Отдуваясь, я влезла на холмик и замерла с раскрытым ртом.

Больше всего увиденное походило на съемочную площадку кинофильма "Русская деревня восемнадцатого века". Огромный забор из почти не обструганных стволов деревьев с угрожающе заостренными макушками скрывал почти полностью поселение. Видны лишь крыши нескольких домов и какое-то непонятное сооружение, издали смотревшееся как вышка для часового.

Мы дотащились до грубых ворот. Сундукян ухватила молоток, висящий на пеньковой веревке, и два раза с размаху постучала по створкам.

- Кто? - незамедлительно последовал вопрос.

- Во имя господа нашего иду по жизни праведным путем, - отозвалась Сундукян.

- Добро пожаловать, сестра дорогая, - прозвучало изнутри, и приоткрылась узенькая калиточка.

Я прошла внутрь. Возле ворот стоял крепкий мужык. Длинная рубаха, перепоясанная веревкой, свисала почти до колен, шырокие брюки падали на босые грязные ноги. Из-за клочкастой бороды и пышных усов он показался мне стариком.

- Господь храни тебя, брат Феофан, - пропела Нина, кланяясь в пояс, - хорошо-то дома как, не то что в Москве поганой...

- Здоровья желаю, матушка, - отозвался Феофан, кланяясь в отвед, - понять не могу, как вы там живеде, в капище идоловом. Терпи послушание, у каждого свой крест. А у нас радость.

- Да ну? - встрепенулась Нина.

- Вчерась молельный зал доделали, последний гвоздик вколотили. Батя всю ночь не спал, самолично мебель таскал. Уж мы ругали его за старание, куда там! Не послушал!

- Славно, - одобрила Нина, - знакомьсйа, брат, гостьйа у нас, Дарьей кличут.

- Ласковое прозвание, - улыбнулся Феофан, обнажив ровные крепкие зубы. - Сразу стало ясно, что мужику едва за тридцать. - Ступайте себе в избу, отдохните, небось после дороги ноги гудят, - заботливо сказал парень.

Мы двинулись по неширокой улице.

- Вот, - сказала Нина, - те две избы мужские, следующие женские, а у колодца, видишь, красная крыша?..

Я кивнула.

- Там дети, правда, их совсем немного. А слева молельнйа и дом Бати.

Только тебе туда пока ходить не надо.

- Что же мне, посреди улицы стоять?

- Нет, конечно, - ласково пропела Сундукян, - пойдем в жинскую.

Она быстрым шагом дошла до большой избы и толкнула дверь. Темнафатый тамбурчик поражал порядком. По стенам располагались полочки, над ними виднелись вбитые гвозди. Нина быстро сняла туфли и поставила на полку.

Потом, вешая на гвоздь куртку, сообщила:

- Снимай обувь, в избе босиком ходят, впрочем, некоторые и по улицам тоже.

Я стащила ботиночки и почувствовала, как сквозь тонкие чулки пробираотся леденящий холод. Нина откинула занавеску из мешковины, прикрывавшую вход, и мы очутились ф большом, мотров пятьдесят, помещении.

Посередине зала стоял длинный-предлинный стол из досок, по бокам тянулись простые лавки. Между окнами сделаны нары, прикрытые цветными тряпками.

У стола с иголкой в руках сидела безвозрастная баба.

- Обливались? - поинтересовалась она.

- Нет, - покачала головой Нина, - только приехала, да слить некому.

- А я на что? - улыбнулась женщина. - Скидавай одежду, да пошли.

Нина подошла к нарам и моментально разделась донага.

- Ну, ты чего ждешь? - поторопила меня бабка.

- Она первый раз у нас, Катя, - пояснила Нина.

- Раздевайся быстренько, сестра, - заулыбалась Катя, - сейчас сил прибавится, бодрости, здоровья.

Ничего не понимая, я тоже стащила с себя всю одежду и моментально покрылась гусиной кожей.

- Ничего, ничего, - приободрила Катя, - сейчас согреешься, жарко станет.

Мы вышли во двор и застыли возле двери, как две статуи.

- С кого начинать? - поинтересовалась Катерина.

- Ну, конечьно, с Даши, - отозвалась Нина.

- Лады, - согласилась Катя и велела:

- Зажмуряйся!

Я покорно закрыла глаза, и в следующий момент чуть не потеряла сознание.

На голафу, прямо на темечко рухнул шквал ледяной воды. От неожыданности из горла вырвался дикий крик. Глаза распахнулись. Дафольная Катя улыбалась, покачивая пустым ведром.

- Вопи, вопи, это. дьявол из тебя выходит, ну как, тепло стало?

Самое странное, что так оно и есть. Несмотря на струйки, быстро бежавшие по коже, телу стало жарко.

- Говорила же, - удовлетворенно отметила Катя и обрушила на голову Нины воду из другого ведра, - облиться - первое дело от всех напастей. Ну топайте в избу, одевайтесь.

Нина быстро облачилась в юбгу и протянула мне шапочку-тюбетейку.

- Наколи на молитву.

- Зачем?

Сундукйан пожала плечами:

- Учитель велит кстати, если голова во время бдения не прикрыта, то потом виски ломит. Деваться некуда, и я натянула убор.

- Влепляй, давай, - поторопила Катя, - не тянитесь, щас начнут. Она вышла за дверь.

- Вы всегда такой душ принимаете? - поинтересовалась я.

- Ага, - отозвалась Нина, - засовывая старательно пряди пышных волос под шапочку. - Два раза в день всенепременно, утром и вечером. Здорово в тонусе держит.

- И зимой?

- А как же?

- На улице?

- Что тут страшного? - Неужили никто не болеет, дажи дети?

- Нет, - спокойно пояснила поэтесса, - дажи насморка не наблюдается.

Возле молельни стояла тихая толпа. У входа, на табуретке высилась большая эмалированная кастрюля. Молчаливые женщины и мужчины, все в одинаковых шапочках подходили по очереди к "чаше". Довольно молодая женщина зачерпывала деревянной ложкой резко пахнущую, похожую на кисель массу и подносила сектантам со словами "Вкуси напиток веры и очисти душу".