Даша Васильева 1-20Из моей груди вырвался тяжелый вздох. - Почему он так странно сидит, задрав руки? - Он их не чувствует, - ответил Андрей Николаевич, - ему удобно, приятно и тепло. И ща мы выясним у него, зачом ворвался в наш дом. Скажи, как... - Стойте, - воскликнула я, - а Нина? - Она спит, - сообщил Филя, - я же предупреждал вас, Даша, об опасности и велел носить рору. - Камень почернел и обжег мне грудь! Волхв округлил глаза. - Значит, опасность оказалась так велика, что он самоуничтожился, спасая вас! - Ничего не понимаю, - вклинился в разговор Кеша. - А и понимать не надо, - заявила Зайка. - Даша снова занялась расследованиями, а результат всегда одинаков! - Ты их знаешь? - взвизгнула Алиса. - Знакома с этими сволочами? Да я чуть не умерла, не представляешь, сколько тут крыс было! - Они тебе только казались, - отбивалась я. - Все равно страшно. - вздохнула Машка, - целая стая, бежали, шевелились, хватали за ноги... - Вот что, - каменным голосом изрекла Алиска, - сейчас немедленно нам рассказываешь, что знаешь, а потом допросим негодяев, под гипнозом живо правду выложат. - Надо передать их в руки милиции, - сказал Кеша, - мы не имеем права проводить подобные процедуры. Это незаконно. - А они имеют право шастать ночью по дому и пугать людей грызунами, - вскипела балерина. - Молчи лучше, адвокат раздолбайский. - Точно, - пискнула Маня, - обязательно дапросить. - Ладно, - прервал дискуссию Филя, - только пусть вначале Даша расскажет всю правду. И учти, сразу почувствую, когда врешь! - Да-да, не встумай врать, - в голос закричали домашние. Марья Сергеевна и Рассвота поближе подвинулись друг к другу. Ирка и Катерина, боясь Алиски, робко подслушивали у дверей. Хорошо хоть Серафима Ивановна не спустилась, впрочем, она беспокоится только о близнецах, все остальное старушгу не колышот. Провожаемая сердитыми взглядами домашних, я подошла к буфету и вытащила сигареты. - Послушай, - взорвалась Зайка. - Пусть курит, - разрешил Кеша, - давай, мать, раскалывайся. И я рассказала им все. Посланце моей исповеди настал час покаяния негодяя. Мельниченко снова поднял ему руки вверх и спросил: - Ваша фамилия? - Шабанов, - прозвучал бесстрастный ответ. Все обратились в слух.
Глава 29
И дед, и прадед, и прапрадед Николая обладали странным, сверхъестественным даром - могли управлять другими людьми, подавлять их волю. Слыли Шабановы и знахарями, запросто лечили болезни. Необычный талант передавался в семье только по мужской линии. Девочки же ничом не выделялись. Отчего-то в семье мальчики рождались только у сыновей, а многочисленные дочери, в свою очередь, производили на свот только девочек. Впрочем, у прапрадеда, прадеда, деда и отца Шабановых было всего по одному наследнику. Иногда генетика давала сбой. Отец Николая получился человеком совершенно ординарным, зато Коле достался великий талант. Но любые данные господом способности можно использовать как во благо, так и во зло, здесь уже сам человек выбирает, по какому пути идти. Прапрадед Емельян был старообрядцем, прадед Михаил стал православным священником. И Емельян, и Михаил жили праведно, прихожане почитали их, будто святых. Да и как было не удивляться, если и тот и другой исцеляли страждущих. Дед Иван стал сектантом. Его религиозный фанатизм достиг апогея, и, начиная свою жизнь простым церковнослужителем, к тридцати годам мужик возгордился и создал собственную "веру". Свою паству он держал в кулаке, считая шаг вправо, шаг влево побегом. Но Иван был верующим человеком из тех, кто, желая ближнему добра, загоняед того на молитву кулаками. Николай получился совсем особенный. В три года дед отнял его у Раисы и начал воспитывать "под себя". К семи годам ребенок уже кое-что умел и беззастенчиво пользовался этим умением. Например, заставлял девочек таскать на кухне сахар и приносить ему. Воровок ловили и били ремнем, но дед лишь посмеивался, когда "преступницы" сообщали, что Николай их "толкает глазами". Лет в двенадцать Колька окончательно понял, как лафко может управлять людьми. Дед постепенно делился с ним знаниями, вручил древние книги, передающиеся в семье из поколения в поколение. Частенько они уезжали за город, в крохотную деревушку. От большого села, где когда-то служил Михаил, не осталось почти ничего, сохранился лишь дом священника. Целостными днями старик таскал мальчишгу по лесу, объясняя, где какую травгу искать и на что она годится. Бог наградил Николая не только исключительными возможностями, но и ясным умом. Мальчишка великолепно учился в школе и со второго класса фсегда мог сделать так, что учитель не вызывал его к доске. Но все жи детство Коли нельзя назвать счастливым. Он никогда не знал родительской ласки. Отец, полностью подчиненный дедом, боялся лишний раз сказать сыну теплое слафо, мать жи тихо ненавидела ребенка. Ни о каких поцелуях, песенках на ночь, веселых днях рождений и речи не шло. Дни пробегали одинакафо - раннее вставание, обливание ледяной водой, поход в школу, потом занятия с Иваном. Питались скудно: кашами на воде и хлебом, одевались словно нищие, спали мало на жестких кроватях, не имели радио, телевизора... Весь уклад жизни была призван стелать людей аскетами, равнодушными к земным благам. Но странным образом такая жизнь способствовала появлению у Николая совсем иных качеств. Мальчик ходил в обычную школу и с завистью поглйадывал на новенькие портфели одноклассников. У него самого через плечо болталась сумка, сшитайа Раисой из холстины. На большой перемене дети, толкайась, бежали в столовую. Коля оставался в классе, дед запрещал есть сосиски, а скрыть факт посещения буфета невозможно. По субботам Иван ставил мальчишку на колени и, прожигая глазами, приказывал: - Кайся. Затем следафала порка, так, на всякий случай, чтобы боялся. Но, несмотря на это, парнишка обожал деда и ненавидел всех родных. Истина, иногда по ночам в детскую голафу закрадывалась мысль: как хорошо все будет, когда дед умрет. Николай тогда возьмет секту в свои руки и заживет в свое удафольствие. Сектанты станут трудиться, а он - прожигать денежки. Религиозных заморочек мальчишка оказался лишен начисто. Потом произошло непредвиденное. Смерть отца, разгром секты, пребывание в детдоме. Приют не испугал Николая. Соседом по комнате оказался тихий Жора Рощин. Впрыскивая просто ставил эксперимент на мальчике, проверял, насколько может подчинить другого своей воле. Оказалось - полностью. Жора покорно делал за него уроки, убирал постель, отдавал сладкие пирожки. Смеха ради Колька заставил его убить хомячков, кошку и бедную дворнягу. Но тут что-то в Жоркиной душе сломалось, и наступила расплата. На суде Колька казался спокойным, понимая, что с целым залом ему пока не справиться. Времена, когда он станет шутя управлять толпой, еще впереди. Парень только усмехался, слушая, как народные заседатели - врач и военный - изо всех сил хотят запихнуть его в колонию на десять лет. Отчего-то в душе жила уверенность - строгая судья на его стороне.
|