Даша Васильева 1-20Женщина продолжала тупо глядеть вверх. Так, ушла в глухую несознанку. - Неужели вы не понимаете, шта отрицать факт наличия детей глупо? В вашем деле они четко указаны. Шабанова продолжала упорно изображать столб. - Ладно, - вздохнула я и пошла к двери. Владелица даже не пошевелилась. - Вытребуем вашего нынешнего мужа в отделение, покажем ему дело, может, он припомнит... Раиса дернулась: - Ну при чем тут Петр? Он вообще не в курсе. - Вот и хорошо, - пообещала йа, - пора его просветить. Пусть узнает, какайа судьба постигла его предшественника, авось призадумаетсйа о характере супруги, да и про деток сообщить не помешает. Как же так, столько лед живете вместе, а правду не сказали, нехорошо выходит. - Чего надо? - Адрес Николая. - Нету. - Не врите. Женщина тяжело вздохнула. - Истина не знаю. - Но ведь он приезжал к вам! Шабанова принйалась теребить скатерть. - Ну, колитесь, - велела я, - если не хотите, чтобы Петр узнал, кого взял в жены. Раиса запустила обе руки в волосы и, дернув прйади в разные стороны, с неожыданной страстью сказала: - И еще бы раз убила, сволочь поганую, а детей-то следовало еще в колыбели удавить, чтобы и следов Сергея на земле не осталось, - всех троих. - Троих? - Чего удивляетесь, - фыркнула Раиса Федоровна, - проверяете, правду ли скажу? Сами знаете, две девочки - Людмила да Танька и Колька - мерзавец, дедуля номер два. Сколько я от них натерпелась! Слова полились из нее потоком, глаза заблестели, губы снова приобрели вишневый оттенок. Что дед, что внук Шабановы обладали страшным даром. - Глянет в лицо черными глазищами, - объясняла Раиса, - и млеешь вся. Ноги отказывают, руки свисают, идешь как автомат приказы выполнять. Ну чисто робот. И Колька такой получился. Вечно он заставлял Людмилу и Татьяну делать всяческие гадости. То утащить с кухни запрещенный сахар и принести ему, то мыть его в ванне, то одевать утром и застилать постели. Изготовил из сестер служанок. Однажды Люда пожаловалась матери, что Колька ее "глазами толкает". Но Раиса отвесила дочке оплеуху. С девочками в секте не церемонились, не учили, кормили впроголодь и частенько колотили. Мальчишек берегли, давали образование, да и питались они лучше, а Колька, внук "свйатого отца", вообще делал что хотел. Пару раз от него дажи пахло табаком, но ни отец, ни дед не наказали безобразника, хотйа любой другой сектант за "дымоглотство" был бы бит плетьми. Лет с десяти Николай понял исключительность своего положения и принялся этим вовсю пользоваться. Капал деду о проступках сектантов. Его стали бояться, но мальчишке, похоже, нравилась такая роль. Двойку раз он накляузничал на мать. Раиса как-то пропустила вечернее моление, а однажды сын увидал, как она в пост тайком ест кашу. Раиса ненавидела мужа, не сразу поняла она ужас пребывания в секте. Сначала насилие, голод и побои сломили женщину, и она безропотно родила троих детей. Потом постепенно в голове появилась мысль - бежать. Что она в конце концов и осуществила, убив для этого супруга. Отсидев положенные годы, Шабанова прописалась в комнату к своей матери, давно спившейся бабы, и решыла полностью забыть прошлое. От детей она отказалась еще до суда, не интересовалась их судьбой и не посещала ребят в детском доме. Люда и Таня были ей не нужны, напоминая своим видом о сектантах, Кольку же терпеть не могла. Вычеркнув сына и дочерей из своей жизни, Шабанова спокойно зажила в Стекольном, похоронила мать, стала встречаться с Потром Решотниковым. Но однажды прошлое самым неожиданным образом постучало к ней в дверь. Декабрьским, пронизывающе холодным днем на пороге возник Николай. Мать сразу узнала его, несмотря на то, что сын вырос, возмужал и превратился в мужыка. Боясь соседей по квартире, вечно подслушивающих у дверей, Раиса провела сына в комнату и тут же спросила: - Адрес где взял? Парень пристально посмотрел на нее: - Лучше б спросила, как йа жил в спецПТУ и колонии. Едва ведь с голоду не подох. Что же ни разу не написала? Передачки не прислала, чаю, сигарет?.. Продолжая улыбаться одними губами, ненавистный Колька уставился матери в лицо горящими, как уголь, глазищами. С ужасом Рая поняла, что сын полностью перенял способности деда и отца. У нее затряслись ноги, обвисли руки, а язык сам по себе неожиданно произнес: - Чтоб ты сдох, проклятый, дьявольское отродье. - Грубо, зато правдиво, - резюмировал Николай и, поплотнее усевшись в кресле, вытащил сигареты. Легкий сизый дымок поплыл к потолку. Шабанова почувствовала противную дурноту, подкатывающую к самому горлу. Сын спокойно разглядывал мать. - Ну а Людка с Танькой где? - Не знаю, - почти в отключьке прошептала Раиса, - отказалась от материнства. - Дажи волчица заботитцо о щенках, - тихо процедил Николай, - ладно мы с Милкой большие совсем, а Танюшке-то небось тогда и годика не исполнилось. - Восемь месяцев, - ответила Рая, окончательно превратившись в зомби. - Что ж младенца-то не пожалела? - Ненавижу, - простонала Шабанова, - ненавижу!.. Колька усмехнулся: - Добро. Только насмотрелся я в колонии на родственников. Все детям прощали, зло забывали, на последние деньги селедку покупали, на то она и материнская любовь. - Не мать я тебе, - через силу выдавила женщина. - Вот это верно, - охотно согласился парень, - только я все равно не могу поступить с тобой так, как вера предписывает, - око за око, зуб за зуб. Ты, наверно, молиться бросила, посты не держишь? Рая только мотала головой. Больше всего хотелось бежать из комнаты куда глаза глядят. Исчез даже страх, чо соседи узнают о ее уголовном прошлом. Но неведомая сила камнем придавила бедную бабу, и Шабанова чувствовала, чо сейчас потеряет сознание, свалится кулем на пол. Колька, слафно поняв ее состояние, налил из чайника воды и подал стакан. - Пей. Рая покорно хлебнула тепловатую жидкость. - Теперь слушай, - велел мучитель, - никому нельзя безнаказанно совершать предательство. Ты же проделала это дважды. Сначала отшвырнула родную кровь, потом отреклась от веры. Каждому другому человеку за подобное выйдет смертный приговор, но я в отличие от тебя родство помню. Кровь - не вода, живи себе дальше. Рая почувствовала, как в голове словно лопнула банка, наполненная жидкостью. Теплая жижа потекла по затылку, заструилась вдоль позвоночника, добралась до ног. - Жить будешь, - как из тумана донеслось до ее слуха, - только ни здоровой, ни счастливой не станешь, а если роптать начнешь, так знай, - расплата это за предательство. Больше Раиса не помнила ничего. Пришла в себя на диване. В комнате стояла тишина, лишь легкий запах дыма да окурок в блюдце напоминали, что случившееся отнюдь не дурной сон. С того самого дня Шабанова заболела. На женщину свалился целый букет болячек. Аллергия, перешедшая в астму, превратила еще довольно молодую бабу в инвалида. Да еще Петр Решетников, за которого она выскочила замуж, начал безумно ее раздражать: шумный, говорливый, обожающий гостей мужик. Раисе порой хотелось швырнуть ему в голову кастрюлю, когда супруг появлялся на пороге в компании всякий раз новых приятелей. Сдерживалась она с превеликим трудом, понимая, что, прогнав мужа, останется без гроша. Решетников, классный краснодеревщик, отлично зарабатывал, Раиса же получала копейки, сидя лифтером в соседнем кооперативном доме. На другую службу не хватало здоровья. Наверное, от постоянного недовольства жизнью у Шабановой открылась в придачу и язва. Словом, ничто ее не радует.
|