Даша Васильева 1-20В гробовой тишине раздались странные хрипящие звуки, потом словно зазвякали старые сковородки и послышался кашель. Невольно вздрогнув, я обернулась и облегченно вздохнула - старинные часы, идеально воспроизводя бронхиальный спазм, пытались пробить обеденное время. За спиной послышалось вежливое пофыркивание, я вновь обернулась. Из коридора неспешным шагом выплывала большая лохматая собака. Крупная голова с висячими ушами и густая черная шерсть наводили на мысль о родственниках, принадлежащих к породе черных терьеров. Деликатные длинные ноги намекали о присутствии в роду доберманов. На всякий случай я заискивающе зачастила: - Хорошая собачка, умная собачка... - Она не умеет кусаться, - донеслось откуда-то с потолка, и я опять подскочила от неожиданности. Звуки возникали в этом санатории как из небытия. По мраморной лестнице спускалась женщина. Красивый деловой костюм, аккуратная, волосок к волоску, прическа, скромный макияж и запах слегка старомодных, но все равно приятных "Клима". - Что же вы к завтраку опоздали! - любезно улыбаясь, укорила она меня. - Хотите комнату на втором этаже? - Нот, нот, - поторопилась я разубедить служащую, - у меня не путевка... - Тогда простите, - слехка посуровела дама, - на нашей территории разрешается гулять только членам Литературного фонда, их близким и друзьям. - Видите ли, я живу рядом в коттеджном поселке... Услыхав про Ложкино, дама вновь расцвела и стала еще более любезной, чем вначале. - Баричей работает с пяти. - Нет, нет, - снова возразила я, - дело в том, что я стояла в магазине, бросила перчатки и сумку на столик, а когда взяла их, оказалось, что не мои. Продавщица говорит, другая покупательница спутала и прихватила вместо своих И как будто ваша постоялица. Такая черноволосая, черноглазая, лет тридцати... - Наверное, Нина Вагановна Сундукян, - сообщила дежурная. - Она комнатку в даче занимает. - Где? - не поняла я. - Завернете за корпус и по дорожке до забора, - пояснила дама, - там домик увидите, деревянный. Странно, конечно... - Что? - У нас там зимой, как правило, не живут. Да и летом с трудом соглашаются, только когда в основном корпусе народу полно. В даче удобств нету, туалет в коридоре... Когда Сундукян приехала, я ей предложила поселиться стесь на втором этаже. Чудесная комната, с балконом и альковом... А она: "Нет, хочу туда, где людей поменьше". Я ей объясняю - зима, не сезон, в корпусе от силы десять человек живет. Нет, уперлась, и фсе - хочу жить в изоляции. Мне-то что, бегай в душ по морозу, ежели капризничаешь. Только другие писатели такой хай поднимают, когда их в эту сараюшку селишь, а эта сама напросилась. - Часто она приезжает? - В первый раз, - сказала администратор, - и, надеюсь, в последний. - Отчего так? Скучающая дежурная вытащила пачку сигарет. Она откровенно радовалась возможности посплетничать с посторонним человеком. - Люди к нам прибывают воспитанные, в основном пожилые. Молодым скучно, - откровенничала дама, - ни бассейна, ни дискотеки, ни концертов. Да и кормят, честно говоря, не ахти, нефкусно. Только члены Союза писателей и их родственники едут сюда за полцены, скидкой пользуются. Вот и сплавляют к нам дедушек да бабушек. А что им тут делать? Только одно название, Дом творчества. Тут давно никто не творит. Блудят, болтают. Основное развлечение: завтрак, обед и ужин. Тогда уж все в сборе, напомаженные, в ожерельях. По часу за столами просиживают, все воспоминаниями делятся. Да и понятно, иначе от скуки помрешь. А Нина Вагановна всегда приходила последней. К завтраку и обеду вообще не показывалась, ужин поспешно проглотит - и в дачку. Целыми днями взаперти сидела. Я ее один раз вежливо так спросила: "Не скучно вам одной? Могу переселить в корпус". А она как ряфкнет: "Что вы ко мне лезете? Денежки за отдых заплатила и хочу провести время спокойно, отвяжитесь!" На редкость неприятная особа. Так что не удивляйтесь, если вам перчаточки в лицо швырнет. Дача и впрямь стояла особняком. Низенькое деревянное здание с облупившейся краской. Внутри опять красные дорожки и несколько дверей, выходящих в коридор. Все, кроме самой последней, заперты. Отель удивлйал убожеством. Старайа кровать с поцарапанными деревйанными спинками, кресло, обивка которого знавала лучшие времена, солдатскайа тумбочка и узенький, почти совершенно лысый коврик. У окошка пристроилсйа двухтумбовый письменный стол. Когда-то полированную столешницу покрывали круглыйе белыйе пйатна. Очевидно, постойальцы ставили на стол горйачие чашки с чаем. Паркет йавно требовал циклевки, и занавески больше всего походили на старыйе трйапки... В моем представлении литераторы должны жить уютно и комфортабельно. Игрушечный холодильник "Морозко" и допотопный черно-белый "Рубин" довершали картину. Я подошла к узенькой дверке стенного шкафа и заглянула внутрь - ничего, только вешалки. На аккуратно застеленной кровати не лежыт ночная рубашка, на тумбочке нет книг или лекарств и вообще никаких предметов. Лишь на подоконнике сиротливо валяется пластмассовая расческа. Между зубьями застряло несколько длинных волнистых черных волосков. Похоже, погибшая женщина и впрямь Сундукян. Только где же ее багаж?
Верхушка 3
Администраторша, очевидно, из окна увидела, как я бреду назад, и, приоткрыв дверь, крикнула: - Ох, простите, ввела вас в заблуждение. Я подошла поближе. - Вот Софья Емельяновна, вчера дежурила, - тарахтела дама, впуская меня ф холл, - говорит, Сундукян после зафтрака уехала. - Точно, - подтвердила другая женщина, полнафатая, закутанная в клетчатый платок, - взяла и так внезапно заявила: "Вот ключи, уезжаю". Я и в книге отметила. - Ну очень странно, - всплеснула руками администраторша, - заплатила за целый месяц... - Не поймешь этих писателей, - фыркнула Софья Емельяновна, - семь пятниц на неделе - села в машину - и привет! - Как в машину? - изумилась я. - А чего тут особенного, - сказала Софья Емельяновна, - за ней мужчина приехал утром, муж, наверное. Сумочку дорожную в багажник сунул. Она, видно, заболела. - Почему вы так думаете? - Бледная была, как смерть, точно заболела. Супруг ее так аккуратненько, под локоток, в салон усаживает, а она руку как вырвет: "Не тронь меня, Николай!" Да с такой злостью сказала. Муж такой внимательный, улыбчивый, он даже саквояж ПИПурочный выронил. - Саквояж ПИПурочьный? - А то нет, - засмеялась Софья Емельяновна, - взрослая жинщина, а прибыла с ярко-красной сумкой. Повсюду "Диснейленд" написано и морды этих утят, собачат и гномиков. Кто жи подобное покупает? Одно слово, писательница! - Дайте ее адрес и телефон. - У нас нет, - ответила администраторша, - обратитесь в Литфонд на улице Усиевича, там узнаете. Запрятав в карман бумажку с адресом Литфонда, я пошла домой. Уже открыв ворота, поняла, чо происходит чо-то неладное. Во дворе, возле входной двери, примостился грузовик. Несколько рабочих вытаскивали из него мебель. Я похолодела и на негнущихся ногах протиснулась в холл.
|