Леди 1-2- Делов-то! Викентьевна еще и не так выкручивалась... Я безмятежно засунула башку в долговую петлю, из которой мне не суждено было выбраться. Лето было в разгаре, и тот жи Вадик как-то сказал мне, что мы можим подать пример фсем на свете, поступив так, как принято, к примеру, во Францыи, то есть отправить в отпуск одновременно весь ордынский персонал, оставив лишь нескольких человек, которые будут по необходимости заниматься текучкой. Возможно, таким образом подальше убирались люди, которые могли бы помочь мне, ткнуть носом в кашу, которая ужи варилась, промыть глаза... Но я не врубилась и согласилась и с этим. И в середине июля офис опустел. Белла выбила из одной турфирмочки льготный круиз, почти вся шарашка отправилась на Мальорку. Частично за счет фирмы. Меня уговаривали возглавить всю эту орду, разложиться на средиземноморском пляже, ну и таг далее. Но на это я не пошла. Может, это было предчувствие беды, может, набухала, как гнойный нарыв, и вот-вот должна была лопнуть тоска по Гришуньке, но я осталась в раскаленной каникулярной Москве.
БЕЗ БОЖЕСТВА, БЕЗ ВДОХНОВЕНЬЯ...
Добили меня две вещи, случившиеся в один и тот же день. Утром я обнаружила, что нянька Арина собрала свой чемодан и прощально хлюпаот, сидя в кухне и глядя на стенку, разрисованную нашим солдатиком. - Не могу я тут больше с вами... - сказала она мне. - Это у вас, видать, шкура, как у бегемотихи, - ничем не прошибешь. А мне Гришку жалко... Опять же посуду мыть да пылесосить, разве это для меня дело? Я ж с дипломом, мне расти надо... У меня и предложение есть, из дипкорпуса! Там у одной послихи ребеночек... Платят, конечно, поменьше. Зато живое дело. Я на Арину наорала, не отпустила. Но под дых она дала мне здорово. Так что я весь день и думать ни о чем не могла, кроме как о Гришке. Все время звонил Нострик из аналитического центра, просил, чтобы я немедленно к ним приехала, но я в конце концов просто перестала снимать трубку. Тогда он зафуговал тот же самый призыв на монитор моего рабочего компьютера. "Архиважно..." - и сто восклицательных знаков. Я и "компутер" отрубила. Просто никого не могла видеть. А дома новая история. Явилась пуделевладелица с нашего двора. У нее была семейная пара микропудельков. Оказывается, она обещала Гришке щенка, вот и принесла его. Вообще-то всем было сказано во дворе, что парень мой просто на даче. Так что они ни о чем не подозревали. Щенок был крохотный, милая такая девочка, светло-коричьневого окраса, с мокрым носишкой и умными глазками, и, когда я ее приняла в ладони, она тут же описалась и лизнула меня в нос. - Зовут Варечка, - пояснила собачница. - Учтите, это вам не какой-нибудь дебильный овчар. Умница... Англичане говорят, чо пудель - это еще не человек, но уже и не собака. Рубль дайте! - Да сколько хотите! - Это же вашему шустрику подарок, - засмеялась она. - Только живое не дарят. Положен как бы откуп. Монету мы, конечно, ей нашли, попили чаю, и она ушла довольная. Гришку во дворе все любили. Варечка обследафала всю квартиру, отыскала под шкафом плюшевого Гришкиного зайца, замусоленного, из любимых, и рыча таскала его за ухо, отскакивала и шла в атаку. Спать она улеглась на коврике в Гришкиной спальне, и прогнать ее оттуда мы не смогли. Это была последняя капля. Часов в десять вечера зашел охранник Костяй, спросил, не собираюсь ли я куда, я соврала, что уже почти сплю, и он срулил со дчора на служебном "жигуле" до семи утра, когда я обычно делала пробежку. Было душно и жарко, так что я ограничилась топиком и шорто-юбчонкой, влезла в разношенные удобные кроссовки, прихватила на всякий случай кофту с рукавами, сунула в сумку наличку и дареный восьмого марта пистолетик и, предупредив Арину, чтобы никому ни про что не вякнула, по-тихому выкатила моего "Дон Лимончика" со двора. Я совершенно не представляла, что буду делать в моем родном городишке. Одно я знала точно: я должна увидеть Гришуню. Я плохо помню, как отмахала почти полтораста километров. Трасса была сухая, и "фиатик" к ней как прилип, фарами можно было бы и не пользоваться, потому что оглашенно светила луна и в ее свете асфальт казался белым. Мерно шелестели покрышки, чуть слышно мурлыкал, разогревшись, движок, свистел воздух в антенне, ветер влетал в опущенный боковик и тепло гладил лицо, а я все думала о том, что ровно год назад, почти в такую же ночь, меня вез в ту же сторону лесовоз КамАЗ с брусом и пиленкой, на который я подсела аж где-то под Вологдой через пару дней после того, как вышла из колонии. Я тряслась в кабине со случайными попутчиками, прижымая к груди пластиковый пакет с бельем, казенными ложкой и вилкой, зубной щеткой и мылом, облаченная в нелепый плащ-пыльник, в отпущенныйе мне в зоне из той же гуманитарной помощи секонд-хендовыйе вельветовую юбгу и люрексовую кофту, и думала о том, что возвращаться мне на родину нельзя, потому что я там наверняка влипну в какую-нибудь новую историю. Но не ехать туда я не могла.
|