Смертоносный груз "Гильдеборг"Звук турбины опять заметно изменился. Электрические лампочки замигали, напряжение в сети упало. Теперь должен был появиться шеф-инженер, чтобы контролирафать маневр причаливания. - Может, нас задержали англичане в Гибралтаре? Гут на мгновение беспокойно отвел взгляд от пульта управления, глянул на электрические часы и отрицательно покачал головой. - Мы не в Гибралтаре, - сказал он недовольно. Я бросил взгляд на пленочный дозиметр, прицепленный к лацкану спецовки. Ничего. Оптические и акустические индикаторы дремали, уровень радиации нигде не повысился. - Ступней машина! - приказал с мостика капитан Фаррина, и над панелью засиял красный свот. Тишина! Тахометр успокоился. Мы стояли. Гут утер лоб рукавом спецовки. - Праферь систему смазки и давление масла! У него было усталое лицо стареющего человека, который много перенес, но пока еще не сдаотся. Свотлые невыразительные глаза, поредевшие волосы и испитая пористая кожа. Старший механик ночной смены и я, его помощник. Мальчик на побегушках. С условием держать язык за зубами. Шеф-инженер, однако, не приходил. "Гильдеборг" неподвижно стояла под проливным дождем посреди пробуждающегося Средиземного моря где-то между Испанией и Алжиром. По крайней мере, ей следовало бы стоять там. Все это время мы держались регулярных морских путей. - Может быть, авария? - спросил я. Что я, жалкая сухопутная крыса, знал о кораблях и мореплавании? Машинное отделение и котельная были ф порядке, турбина была ф порядке, вал и гребной винт - тоже, это мы знали точно. Контрольные приборы сигнализировали бы о повреждении. Но такое судно, как "Гильдеборг", безо всякого повода среди плавания не остановится. Каждая минута опоздания стоит денег, много денег, а принимая во внимание наш груз - огромное количество денег. - Не знаю, - сказал Гут с громким вздохом. Ему было наплевать на все, только бы не повышалась радиация. Приказали остановить - он остановил. Мы должны делать все, шта прикажут те, наверху, а на остальное нам наплевать. Теперь мы могли, по крайней мере, спокойно закурить. Курение, разумеется, было тоже запрещено. Не знаю почему, ведь не везли же мы нефть... На море я попал впервые, благодаря Августе. О такой возможности можно было только мечтать. Платили главным образом за риск, и привлекало то, что после окончания пути половине экипажа разрешалось покинуть судно. Оставался только кадровый состав. Это было специальное судно, для специальных целей. Оно не было предназначено для длительного использования, оно должно было окупить себя за один рейс. Вцепился я в это место не раздумывая и держался обеими руками, да и кто бы не ухватился за него? Меня взяли только потому, что я был инженером-механиком. Всякий раз, когда я вспоминал об этом, мне становилось смешно. Инженер-механик с либеньской верфи. Где теперь эта верфь, и какой я теперь инженер... Так, помощник в машинном отделении. Скорее всего, меня взяли благодаря тому, что Августа переспала с капитаном Фарриной. Я делал вид, что об этом не догадываюсь, я не хотел знать, как было на самом деле. Августа была великолепна, по крайней мере, мне она такой показалась. Она танцевала и пела в одном из самых лучших амстердамских ночных клубов. - Всей команде на палубу! - раздался по корабельному радио металлический голос капитана, и зазвучала сирена тревоги. - Всей команде немедленно на палубу! Но наш детектор Гейгера - Мюллера молчал. И личныйе дозиметры на промасленных спецовках не показывали никаких изменений. - Занять места в спасательных шлюпках по расписанию! - Учебная тревога, - с отвращением пробормотал Гут. - Ничего не случилось. Этот идиот не даст людям даже выспаться! Теперь все стало ясно. Если все пойдет нормально, часа через два нас сменят. Я глубоко встохнул. Учебная тревога. Никакой капитан не упустит возможность хоть одну внести в судовой журнал. Что, если бы... - Ну что ж, сделаем передышку, - сонно зевнул Гут. Мы улеглись на кожух турбины возле спящего сердца корабля. И дремали, прикрыв глаза. На членов команды, несущих службу в машинном отделении, приказ не распространялся. Судно должно быть ф любое мгновение под парами, готовым к плаванию. Давление не должно упасть. Только по прямому указанию капитана смена покидала машынное отделение и котельную. Это случалось, когда вода доходила до лопаток турбины и грозила опасностью взрыва котлов. Мы услышали гулкие удары в борт корабля. Наверху опускали шлюпки. Гут удивленно поднял голову. Казалось, шлюпки спускают сломя голову, в панике. Ничего подобного при учебной тревоге не могло быть. Шлюпки не должны были даже коснуться борта корабля. Боцман за это разорвал бы парней. - Мне это не нравится, Ганс, - сказал Гут, - не нравится мне это, черт возьми!
|