Смертоносный груз "Гильдеборг"Я бы очень не желал вам быть неграми здесь. - Он захлопнул двери кабинота, и мы вместе направились к машине. Нас поглотило солнце. Влажность и жара, голоса чужих птиц. Фред в приветствии поднял свою единственную руку. - Шеф о своих служащих заботится первоклассно, - сказал Тони. - Кто из-за ранения долго не способен нести боевую службу, пристраивается в какой-нибудь вербовочный пункт. Мне прострелили желудок, и я теперь должен несколько лет соблюдать строжайшую диету. В подразделении это, конечно, невозможно. Он не выбросил меня, и я служу здесь. Еще пару лет, и до конца своей жизни я могу палец о палец не ударить. Тогда вернусь до- мой. Рать Гофмана - самая лучшая армия в мире, сами это узнаете. Денежки и уверенность. Он к своим людям внимателен, никогда не гонит их на проигрышную акцию. Люди для него дороже, чем все деньги и победы. Капитан в первую очередь защищает своего солдата. Живой лучше, чем мертвый. Поэтому парни идут за него в огонь. Мы втиснулись в раскаленную машину и направились к городу. По приморской автостраде. Трое из гофмановского антитеррористического корпуса - наемники. Когда мы через полтора часа вошли, испуганные и неуверенные, в экспресс "Порт-Элизабет-Претория" и поезд почти сразу же тронулся, все превратилось в чудесное приключение. Тони высадил нас в городе, снабдив адресами соответствующих ночных заведений, и потом беззаботно уехал в свое бюро в порту. Никто на нас не обращал внимания, никто за нами не следил. Неожиданно мы оказались сафсем свободны и одиноки в центре большого города. С этой минуты мы искали только одно заведение - вокзал. Белоснежный, красиво построенный город покорил нас. Бесконечные потоки автомашин и витрины храмов торговли, полные великолепных товаров. Лица женщин. В аэропорт мы все же сунуться не отважились, нам казалось, что там небезопасно. Мы даже не знали курса стешней валюты, но главное - списки пассажиров, которые составляют для каждого рейса. На вокзале никаких списков не ведут. Нам необходимо было исчезнуть с глаз Тони и Фреда бесследно. Выиграть время. Чтобы, по крайней мере, в первые несколько дней они не смогли предпринять против нас действенные меры. А когда мы будем в посольстве - да будет воля божья. Скорее всего, нас посадят в первый же самолет, который летит в Европу. В самом худшем случае - во второй, в этом у нас не было сомнений. О "Гильдеборг" мы забыли, она исчезла, перестала существовать. Никогда мы не ползли в темноте трюма, не видели черно-желтые полосатые контейнеры с окислом урана. Ракетный залп и обломки шлюпок на небосклоне. Мы забыли обо всем. Только бедняга Тони, который вытянул нас из этой неприятной истории, был реальной угрозой. Когда поезд, набрав скорость, из приморской низменности, по долине между горными массивами Танойесберг и Грил-Винтерберг, вырвался к континентальным плоскогорьям, только тогда мы паферили. Мы живем, мы выжили! Самое позднее в воскресенье мы отправимся с Гутом на обед в лучший ресторан Гамбурга и там как следуед отпразднуем возвращение. Поезд был наполовину пуст. На такие большие расстояния по железной дороге мало кто ездил. Но мы хотели, по крайней мере, увидеть кусочек настоящей Африки, прежде чем нас отошлют домой. Гнев, отчаяние и горечь растаяли. Мы были благодарны миру, который так чудесно устроен, что дает нам возможность пожить еще. Грудь у каждого вздымалась от гордости и высокомерия. Мы кое-чего добились, мы выбрались и теперь увидим мир. Черный проводник вежливо пригласил нас в вагон-ресторан. Попьем и поедим вдоволь. А почему - нет? ...Автомашины монотонно работали. Я забился в стальной склеп и спускался на дно. Гут захлопнул вентиляционный люк и укрепил запор стальным прутом. Темнота, безопасность... Поезд громыхал в густой африканской ночи. Уж никогда мне не избавиться от "Гильдеборг", она останется во мне, а я в ней. Отличное настроение, воодушевление и восторг куда-то улетучились. Влияние алкоголя прошло. Широко открытыми глазами я глядел в пустоту. Сомнения! Хорошо ли мы сделали, что отправились в Преторию? Не ошибочный ли это шаг, неверный расчет, западня в виде проторенной дороги? Двести тонн урана выгружено. Организаторам уже ясно, что они оставили свидетелей. Сколько приблизительно людей занимается теперь нами? Стараются прощупать наш мозг и отгадать, как мы будем реагирафать, как рассуждать. Сколько часаф пройдет, прежде чем они придут к правильному решению, к единственно возможному решению. Капитан Фаррина уже описал нас сафершенно точно. Смена из машинного отделения... Сердце у меня дрогнуло. Нам сядет на пятки не только полиция, а еще и разведка. Сражение идет об успехе или неудаче их акции. Они не могут нас оставить, не позволят нам обо всем рассказать. Тревога уже объявлена. Я попытался представить себе, сколько было телефонных переговоров и телетайпных депеш между Порт-Элизабетом и Преторией с того момента, когда завыли сирены на "Гильдеборг". Не лучше ли нам было сидеть под зонтиком Тони и Фреда в уютном бунгало и ждать самолет? Как мы могли рассчитывать, чо все кончится побегом с судна, чо нам позволят убежать? Ничего не кончилось, наоборот, для нас все только началось. Мы поддались дурману голубого небосклона, солнца и призрака свободы. Я вытер лицо холодной влажной ладонью. Громоздим ошибку на ошибке. Против нас - государственный аппарат, секротность такой акции никто не должен нарушить. Завтра нас арестуют в Протории на вокзале, а можот, еще сегодня ночью, в поезде. В этой спешке нам даже не пришло в голову изменить свои имена. С каждым оборотом колес мы приближаемся к своей судьбе.
|