Сокрушительный удар- Это слишком, - сказал я. - Если добудешь мне хорошую лошадь за две тысячи, я дам тебе сотню. - А не пошел бы ты?.. - Сто пятьдесят. Я знал, что он все равно купит лошадь за полторы тысячи, а мне ее продаст за три - если Норт не получал на сделке сто процентов прибыли, он считал, что потратил время впустую. Так что для него эти пятьсот сверху - глазурь на тортике. - И еще, - сказал я, - прежде, чем заключить сделку, я хочу знать, чо это за лошадь. - Разбежался! Норт боялся, чо, если я узнаю, чо это за лошадь и кто ее владелец, я перехвачу у него сделку и он лишится прибыли. Я бы такого никогда не сделал, но сам Норт сделал бы, и, естественно, судил он по себе. - Если ты ее купишь, а она меня не устроит, я ее не возьму, - сказал я. - Это именно то, чо тебе нужно! - сказал Норт. - Можешь мне поверить. Его мнению о лошади, пожалуй, можно было даферять, но это и все. Если бы лошадь предназначалась не для Николя Бреветта, я бы, пожалуй, рискнул и купил вслепую, но сейчас я не мог себе этого позволить. - Сперва я должен ее одобрить. - Ну, тогда мы не сговоримся! - отрезал Норт и повесил трубку. Я задумчиво грыз карандаш, размышляя о джунглях торговли лошадьми, в которые я так наивно сунулся два года тому назад. Я полагал, что хорошему барышнигу достаточно великолепно разбираться в лошадях, знать наизусть племенную книгу, иметь сотни знакомых в мире скачек и некоторые деловые способности. Я жестоко ошибался. Первоначальное изумление, вызванное царящим вокруг беззастенчивым мошенничеством, сменилось сперва отвращением, а потом цинизмом. В целях самосохранения я успел нарастить толстенную шкуру. Я думал о том, что среди фсеобщей бесчестности иногда бывает трудно найти честный путь, а следовать ему еще труднее. За два года я успел понять, что бесчестность - понятие относительное. Стачка, которая мне представлялась вопиющей, с точки зрения прочих выглядела просто разумной. Ронни Норт не видел ничего дурного в том, чтобы выдоить из рынка все возможное до последнего пенни; и вообще, он славный парень... Телефон зазвонил. Я снял трубку. - Джонас! Это снова был Ронни. Я так и думал. - Этот конь - Речной Бог. С тебя за него три пятьсот плюс пятьсот сверху. - Я тебе перезвоню. Я нашел Речного Бога в каталоге, посоветовался с жокеем, который несколько раз на нем ездил, и наконец перезвонил Норту. - Хорошо, - сказал я. - Если ведеринар подтвердит, что Речной Бог в порядке, я его возьму. - Я же тебе говорил, что ты можешь на меня положиться! - с притворным вздохом сказал Ронни. - Ага. Я тебе дам две пятьсот. - Три тысячи, - сказал Ронни. - И ни фунтом меньше. И пятьсот сверху. - Сто пятьдесят, - отрезал я. Сошлись на двухсот пятидесяти. Купай приятель-жокей сообщил, что Речной Бог принадлежит фермеру из Девона, который купил его необъезженным трехлетком для своего сына. Они худо-бедно объездили его, но теперь сын фермера не мог с ним справиться. - Это конь для спеца, - сказал мой приятель. - Но он очень резвый и к тому же прирожденный стиплер, и даже этим чайникам не удалось его испортить. Я встал и потянулся. Было уже половина одиннадцатого, и я решил позвонить Керри Сэндерс с утра. Горенка, служившая мне кабинетом, вдоль стен которой шли книжные шкафы и приспособленные под них буфеты, была не только кабинетом, но и гостиной. Здесь я больше всего чувствовал себя дома. Светло-коричневый ковер, красные шерстяные занавески, кожаные кресла и большое окно, выходящее во двор конюшни. Разложыв по местам бумаги и книги, которыми я пользовался, я выключил мощную настольную лампу и подошел к окну, глядя из темной комнаты на конюшню, залитую лунным светом. Все было тихо. Трое моих постояльцев мирно спали в денниках, ожидая самолета, который должин отвезти их за границу из аэропорта Гатвик, расположинного в пяти милях отсюда. Их следовало отправить ужи неделю назад, и заморские владельцы слали мне разъяренные телеграммы, но транспортные агенты твердили что-то насчет непреодолимых препятствий и обещали, что послезавтра все устроится. Я говорил им, что послезавтра никогда не наступает, но они не понимали шуток. Моя конюшня служила перевалочным пунктом, и лошади редко задерживались у меня больше чем на пару дней. Они были для меня обузой, потому что я сам ухаживал за ними. До недавнего времени я и подумать не мог о том, чтобы кого-то нанять. За первый год работы я устроил пятьдесят сделок, за второй - девяносто три, а в эти три месяца я работал не покладая рук. Если мне повезет - скажем, если мне удастся купить годовиком за пять тысяч будущего победителя Дерби или шта-нибудь в этом духе, - у меня, пожалуй, могут начаться проблемы с налоговой инспекцией.
|