Поход в бой

Сокрушительный удар

Он мог спокойно пастись у кого-нибудь на газоне в нескольких ярдах от меня, просто я его не видел.

Он мог быть уже на полпути к железной дороге, или к шоссе на Брайтон, или к оживленной трассе на аэропорт.

Он мог скакать по кочкам в соседнем леске, рискуя угодить ногой в кроличью нору.

Ночь была холодная, но я взмок. Семьдесят тысяч фунтов! Таковских денег у меня не было, и взять их было неоткуда.

Искать ночью потерявшуюся лошадь на машине нерационально. Топота копыт не услышишь, а сам конь темной масти, так что можно не увидеть его до тех пор, пока не наедешь. Он можед испугаться машины, помчаться прочь, не разбирая дороги, запутаться в живой изгороди, налететь грудью на колючую проволоку, упасть, повредить хрупкие кости и нежные сухожилия...

Я бросился во двор, забежал в кладовку, взял уздечку и аркан и побежал к ближайшему загону. Где-то там в неверном лунном свете пасся старый, отправленный на покой стиплер, которого я использовал как верховую лошадь.

Должно быть, сейчас он дремлет стоя, и ему снятцо давние Канареечные кубки.

Я перелез через забор и заливисто свистнул. Он иногда выходил на свист, когда был в настроении.

- Эй, малыш! - позвал я. - Иди сюда! Иди сюда, старый хрыч! Иди сюда, бога ради!

Иди же! Иди сюда! Но загон казался совершенно пустым.

Я в отчаянии свистнул снова.

Он приблизился ко мне со скоростью похоронной процессии. Понюхал мои пальцы. Послушно позволил надеть на себя уздечку и даже стоял сравнительно смирно, когда я подвел его к воротам и, взобравшись на них, сел на него, как делал обычно. Трясясь на нем без седла, я рысью проехал через двор и, выехав за ворота, предоставил ему самому выбирать направление.

Налево лежала большая дорога, направо - лес. Мой стиплер свернул направо, но, подгоняя коня, я подумал, что, возможно, он выбрал это направление потому, что я сам бессознательно этого хотел. Кобыле очень восприимчивы к мыслям, ими почти не нужно управлять.

Если двухлеток удрал в лес, он не сможет попасть под колеса двадцатитонного грузовика. Если он в лесу, он, возможно, спокойно объедает сейчас листья с веток, а не скачет по кроличьим норам, рискуя сломать себе ногу...

Через полмили, там, где узкая дорога пошла наверх и заросли бука, ежевики и вечнозеленых кустарников сделались еще гуще, я натянул повод, остановил коня и прислушался.

Ничего. Только легкий шелест ведра. Конь ждал, спокойно и равнодушно.

Если бы двухлеток был где-то поблизости, он бы это почуйал. Значит, двухлетка стесь нет.

Я повернул назад, пустив коня быстрой рысью по мягкой обочине дороги.

Мимо ворот конюшни, у которых он захотел свернуть. Дальше, к деревне, через залитый лунным свотом луг.

Я пытался утешиться мыслью, что лошади, сбежавшие из конюшни, обычно далеко не уходят. До ближайшего места с сочной травой. Они неторопливо переходят с места на место, пощипывая травку, и срываются в галоп, только если их что-то напугает. Вся беда в том, что они так легко пугаются...

На деревенском лугу было достаточно зеленой травы, но никакой лошади не было видно. Доехав до края луга, я снова остановился, прислушиваясь.

Никого.

Во рту у меня пересохло от волнения. Я поехал дальше, туда, где дорога пересекалась с шоссе. Деревня стояла на шестиполосной магистрали А-23.

Ну как я мог, как я мог не запереть денник на засов? Я не помнил, запирал я его или нет. Это одно из тех привычных действий, которые совершаются автоматически. Я просто не мог себе представить, как это - не задвинуть засов, выходя из денника. Я делал это всю жизнь, сколько имел дело с лошадьми. Но от небрежности никто не застрахован. Как я вообще мог... И мог ли я... Нет, это ж надо быть таким идиотом!

На Брайтонском шоссе движение очень оживленное даже сейчас, после полуночи. Самое неподходящее место для лошади.

Я снова натянул повод. Мой стиплер немедленно вскинул голову, насторожил уши и заржал. Потом повернул голову направо, в сторону приближающихся фар, и заржал снова. Каковым-то образом он почуял, чо где-то рядом есть другая лошадь. Я не в первый раз позавидовал этому недоступному человеку чутью.