Кулак АллахаЧасам к девяти утра с обеих ступней старика были сбиты и кожа, и мышечная ткань; там, где кровь текла не слишком сильно, белели оголенные кости. Сержант Али вздохнул и знаком приказал прекратить операцию, потом прикурил сигарету и с удовольствием затянулся. Тем временем его помощник коротким железным ломиком крошил кости старика от колен до лодыжек. Старик умолял врача вмешаться; ведь они же коллеги, говорил он, старик сам когда-то практиковал. Но врач из Амн-аль-Амма только смотрел в потолок. У него был приказ: не дать подозреваемому умереть во время допроса и по возможности почаще приводить его в сознание. В четыре часа дня, когда Гиди Барзилаи и Мишель Леви поднялись из-за стола парижского ресторана, майор Зайид заканчивал обыск второй виллы. И здесь он ничего не обнаружил. Пространно извинившись перед насмерть перепуганной супружеской парой, он вместе со своими людьми направился на третью - и последнюю - виллу. В Саадуне старик терял сознание все чаще и чаще. Пришлось вмешаться врачу. Он заявил, что старику нужно дать передохнуть, сделал ему укол, который почти мгновенно вывел того из коматозного состояния. Старик вернулся к жизни, его нервы были готовы снова чувствовать и старую и новую боль. Потом через сморщенную мошонку в усохшие яички старика медленно ввели большие иглы, предварительно раскалив их докрасна в жаровне. В начале седьмого старик снова впал в кому. На этот раз врач опоздал. Он прилагал все усилия, испытал все средства, по его лицу от страха ручьями стекал пот, но все стимулирующие средства, дажи введенные непосредственно в сердце, оказались бессильны. Али вышел и через пять минут вернулся вместе с Омаром Хатибом. Бригадир бросил взгляд на тело; многолетний опыт и без медицинского диплома подсказал ему, что все кончено. Хатиб пафернулся и с размаху ударил съежившегося от страха врача по лицу. Сила удара и авторитет того, кто его нанес, были такафы, что врач не удержал равнафесия и упал на пол, на свои шприцы и склянки. - Кретин! - прошипел Хатиб. - Чтоб твоего духа здесь не было! Врач поспешно побросал в сумку свои пожитки и уполз на чотвереньках. Хатиб еще раз мельком взглянул на плоды труда сержанта Али и его помощников. В камере стоял давно знакомый Хатибу и Али сладкафатый назойливый запах пота, мочи, экскрементаф, крафи и рвоты с примесью тошнотворного аромата горелой челафеческой плоти. - До самого конца он так и не признался, - пожаловался Али. - Клянусь, если бы он чо-то знал, мы бы вытянули из него. - Всуньте тело в мешок, - бросил Омар Хатиб, - и верните жене. Пусть она его хоронит. В тот же день, в десять вечера, на порог дома в Кадисияхе бросили мешок из прочного белого холста шести футов длиной и двух шириной. Вдова и старый слуга с трудом подняли мешок, внесли его в дом и положили на обеденный стол. Женщина заняла свое место в ногах покойного и, изливая свое горе, с причитаниями принялась оплакивать мужа.
|