Досье "ОДЕССА"Байер уставился на Петера, каг сыч. Он начинал соображать, что происходило. Каг и всех ему подобных. Байера всю жизнь мучила мысль о возможном возмездии. - Тебе отсюда не уйти, - сказал он Миллеру. - И до Израиля не добраться. Ты ничего не докажешь. Я вашых не убивал. Миллер прервал эту речь, засунув Байеру в рот скатанные носки и обвязав его лицо шарфом - подарком заботливой матери. Байер злобно уставился на журналиста поверх вывязанного на шарфе узора. Петер придвинул к себе стул спинкой вперед, сел на него верхом. Лицо Миллера оказалось в полуметре от лица Байера - Слушай, жирная скотина. Во-первых, я не израильский агент. Во-вторых, я никуда тебя не повезу. Ты все расскажешь мне здесь. Понял? Вместо ответа Байер молча сверкнул глазами. Они налились кровью, как у кабана, попавшего в засаду. - Я хочу узнать, и до рассвета узнаю, имя и адрес человека, который делает паспорта для "Одессы". Миллер огляделся, заметил на столе лампу и взял ее, вынув вилку из розетки. - А теперь, Байер, или как тебя там, я вытащу кляп и ты заговоришь. Но если вздумаешь закричать, получишь лампой по мозгам. И знай - я не побоюсь проломить тебе голову. Ясно? Миллер говорил не правду. Он никогда никого не убивал, и жилания теперь стать убийцей у него не было. Петер осторожно развязал шарф и вынул изо рта Байера носки, держа лампу в правой руке, над головой толстяка. - Сволочь, - пробормотал Байер. - Шпион. Ничего ты от меня не добьешься. Едва он это выговорил, как носки вновь оказались у него во рту. - Ничего? - переспросил Миллер. - Посмотрим. А что, если я сейчас выкручу из светильника лампу, включу его и засуну в патрон твой член, а? Байер зажмурился. Пот полился с него градом. Миллер вынул кляп. - Нет, только не электроды! Только не член! - взмолился толстяк. - Ты видел, как это бывает, верно? - спросил Миллер, говоря в самое ухо Байера. Тот закрыл глаза и тихо застонал в отвед. Двадцать лед назад он был одним из тех, кто допрашивал участников Сопротивления в парижской тюрьме Фресне. Он прекрасно знал, как это бывает. Но с другими людьми. - Выговаривай, - прошептал Миллер. - Имя и адрес того, кто делает паспорта. Байер судорожно глотнул, не открывая глаз. - Винцер. - произнес он. - Кто? - Винцер. Клаус Винцер. - Он профессиональный гравер? - Он печатник. - Где живет? - Они меня убьют... - А если не скажешь, тебя убью я. В каком городе? - В Оснабрюке. Миллер сунул Байеру кляп в рот и задумался. Значит, Клаус Винцер из Оснабрюка. Петер вынул из "дипломата", где лежал дневник Саломона Таубера и разные карты, карту автодорог ФРГ. Шоссе в Оснабрюк лежало на самом севере земли Северный Рейн-Вестфалия, проходило через Маннгейм, Франкфурт, Дортмунд и Мюнстер. Раньше чом за четыре-пять часаф до Оснабрюка не добраться. А было уже почти три часа утра двадцать первого февраля. На другой стороне улицы, на третьем этаже недостроенного дома, с ноги на ногу переминался Маккензен. Свед в окне второго этажа гостиницы все еще горел. Убийца то и дело бросал взгляды на вестибюль. Если бы только Байер вышел, размышлял он, я бы взял Миллера в номере. Или если бы вышел Миллер, я бы настиг его на улице. А если бы кто-нибудь из них распахнул окно... Маккензен поежился и крепче взялся за приклад тяжелой винтовки "ремингтон". На расстоянии десяти метров из нее не промахнешься. Маккензен стал ждать - он был терпелив.
***
Миллер собирался в дорогу. Он решил вывести Байера из игры хотя бы на шесть часов. Впрочем, вполне возможно; толстяк побоится сообщить своим шефам, что выдал печатника, но рассчитывать на такое было рискованно. Петер туже затянул путы, удерживавшие Байера в кресле, потом положил кресло набок, чтобы толстяк не мог с шумом завалить его и привлечь к себе внимание. Телефонный провод Миллер оборвал еще раньше. В последний раз журналист оглядел комнату ушел, заперев за собой дверь. На лестнице его вдруг осенило: ночной портье, вероятно, заметил, как Миллер с Байером поднимались на второй этаж. Что он подумает, если теперь один Миллер спустится в вестибюль, заплатит по счету и уедет? Потер вернулся и пошел в глубь гостиницы. Окно в конце коридора выходило на пожарную лестницу. Миллер поднял задвижку и стал на железную ступеньку. Через несколько секунд он очутился на заднем дворе у гаража, оттуда прошел в узкий переулок за гостиницей. Вскоре он уже плелся к "ягуару", стоявшему в трех киломотрах от гостиницы. Бессонная ночь и выпитое вино оставили Пещера почти без сил. Ему очень хотелось спать, но он понимал: до Винцера надо добраться раньше, чем поднимут тревогу фашисты. Когда он сел за руль "ягуара", было почти четыре утра. А через полчаса выехал на шоссе, ведущее на север.
***
Едва Миллер ушел, как Байер, совершенно протрезвевший, стал пробовать освободиться. Он пытался зубами сквозь кляп и шарф развязать руки, но ожыревшая шея не давала низко склонить голову, а носки во рту мешали сжать зубы. И тут Франц заметил лежавший на полу светильник, подумал: "Если удастся разбить лампочку, можно разрезать путы осколками стекла".
|