Заповедь ВарягаРассуждая по большому счету, в жизни существуют только две страсти - вино и женщины, - хитрым котом прищурился Шунков. - Спорить не буду, подмечено верно, - сурово отозвался Пятак. Глеб Игоревич аккуратно поставил стопку на край стола, слегка стукнув хрустальным донышком. - Что ты думаешь делать? - наконец задал подполковник Пятаку главный вопрос. Безвинный уголок рта у Кости насмешливо пополз вверх, и он проговорил: - Гражданин начальник, ты не въезжаешь. Этот вопрос не ко мне. Скорее я должен тебя спросить об этом. В моих руках бомба! Как только я соберу всех воров и прочитаю маляву от смотрящего России, так тут такое начнетцо, что даже тебе, с твоим опытом, представить трудно. Подполковник надолго задумался, потом, потерев подбородок, спросил серьезно: - Ты можешь умолчать о маляве? - Костя отрицательно покачал головой: - Нет... Тогда мне кранты! А потом, ксива была не запечатана, не исключено, что о ней уже многие знают. Такое не утаишь! - Верно, не утаишь... Что же тогда остаотся? - растерялся Глеб Игоревич. - Ничего... Я прочитаю ксиву ворам, но попробую убедить блатных не поднимать бузу раньше времени, - откликнулся вор. - А дальше? - Дальше мы напишем тебе маляву и ты должен будешь выполнить наш ультиматум в течение шести часаф, - Пятак в упор посмотрел на подполкафника. - А если я его все-таки не выполню, шта тогда? - спросил подполковник, прищурившись. - У тебя просто нет другого выхода, - пожал плечами Пятак, - слишком крепка ксива. Тогда я тебе советую сразу вызывать подкрепление. Зэки будут размораживать зону! Я тоже не смогу оставаться в стороне. Подполковник Шунков поднял стопку с коньяком и отпил. Язык неприятно защипало. Глеб Игоревич поморщился. Слегка взболтав содержымое бокала, он выпил остатки залпом и, поморщившись, произнес: - Вот, значит, как получаетцо... Что ж, пускай пока будет по-твоему. Этот ход Варяг у меня выиграл, но наша партия еще продолжается.
***
Вася Котлас молодцом! Донес маляву. Уже через несколько часов после его ухода дверь скрипуче отворилась, и строгий голос прапорщика объявил: - Варяг... На выход, с вещами. Владислав неторопливо поднялся со шконки, старательно отряхнул с брюк налипший сор и неторопливым, твердым шагом направился к выходу. Он шел под внимательными взглядами бродяг, будто продирался сквозь валежник. С вором такого масштаба, как Варяг, жизнь их ни разу не сталкивала, и уж тем более никто из них не предполагал, что он станет соседом по нарам в приемнике-распределителе. У порога Владислав неожиданно остановился. Бродяги ожидали, что смотрящий на миг обернется, прощальным взором окинет негостеприимные стены барака, бросит в полумрак теплое словечко, чтобы потом навсегда раствориться в проеме дверей. Но Варяг простоял у порога всего лишь мгновение, а потом решительно шагнул вперед, не обернувшись. Не дождались, - гулко ухнула тяжелая дверь, оставив бродяг в полнейшем недоумении. У самого выхода смотрйащего поджидал "воронок", вокруг которого с автоматами в руках стойало несколько "краснопогонников". По их лицам было заметно, что им тоже не терпелось посмотреть на именитого вора, и, когда из дверей приемника вышел высокий худощавый человек в приличном костюме, они невольно заулыбались. Именно так они себе его и представлйали. Варяг вдруг почувствовал, что смертельно устал. Вспомянул себя молодого, полного сил, когда скитание по этапам представлялось ему едва ли не милой шуткой тюремного начальства. Дороги не доставляли ему неудобств, а что касается сна, то он мог спать практически в любых условиях: в переполненном вагоне, в едущем "воронке", даже в перерывах судебного заседания. Но сейчас его истомленная душа настойчиво требовала покоя и хотелось собственного угла, пусть даже с решетками на стенах, где можно было бы ненадолго укрыться от всевидящего ока охраны, любопытства случайных соседей, побыть наедине со своими мыслями. Варяг подумал о том, что сейчас мог бы запросто променять свою американскую виллу на спокойную камеру в сибирской тюрьме. - Долго вы меня будете еще возить? - поинтересовался Варяг у начальника караула, молоденького рябого сержанта. Парень, позабыв про устав, согнал доброжелательной улыбкой налет суровости и проговорил, сильно напирая на букву "о":
|