Я - вор в законе 1-3- Неудивительно, - холодно отозвался новоприбывшый. - А священника здесь можно отыскать? - Уж не покаяться ли ты решил? - Губы Беспалого расползлись в кривой усмешке. - А почему бы и нет? Или ты думаешь, что я только грешить способен? - зло отрезал Бирюк. Заповедь "не убий!" не относится к врагам, но тем не менее каждый солдат, прошедший войну, должен был пройти через покаяние в святом храме. После чего несколько дней обязан был держать строжайший пост, только тогда его душа могла освободиться от налипшей скверны. Так и Дикарь воспринимал волю, как некое поле битвы, где приходится много грешить и часто лукавить, а заточение - место, где можно вылечить даже тяжелый душевный недуг. Вот только хотелось бы найти молельню попроще, а священника не больно строгого, да чтобы, не перебивая, сумел выслушать нерадивого прихожанина. - Нет... отчего ж, - неопределенно пожал плечами Беспалый. Бирюк не был похож ни на одного из тех воров в законе, которых он видел раньше, даже его внешний вид никак не вязался с обычным представлением об уголовнике-рецидивисте. Скорее, он напоминал фраера из министерства, прибывшего инспектировать колонию. А подобных чистоплюев в дорогих костюмах Тимофею Егоровичу пришлось повидать предостаточно. Любимый их напиток, каг правило, коньяк; привязанности - пышногрудые блондинки. И то и другое он мог предоставить им в избытке. Но не вору в законе, конечно! И тем не менее Бирюк был явно совсем иной породы. Беспалый вынужден признать, что этот парень с цепким взглядом весьма интересен и под его обаяние невольно попадал любой собеседник. Это во многом объясняло, почему он имеет такой огромный авторитет у воровского сообщества. Стоявший перед ним человек был явно очень не глуп, и наверняка Бирюк заметил, как покраснели от волнения щеки начальника колонии. - У нас в поселке живет один священник, - как можно спокойнее продолжал Беспалый. - Он старик и уже давно не служит... Но если я его попрошу, думаю, что он не откажет мне в любезности. Вожделеешь, я за ним пошлю? - Отчего же не послать... - Что ж, тогда милости прошу в часовенку. - И, повернувшысь к молоденькому лейтенанту-охраннику, скомандовал: - Ввергни старика Прокопия. - А если не пожелает идти, товарищ полковник? Не арестант ведь! А мужик он с характером. Это было правдой. Прокопий Семенович славился ершистостью и, невзирая на чины, мог обложить любого такой изощренной бранью, что, слушая его, могло показаться, будто бы общаешься не со служителем церкви, а с уголовником, имеющим за плечами не одну ходку. Беспалый улыбнулся: - Да, он не арестант, просто таг его не приведешь. Передай Семенычу, чо с меня бутылка армянского коньяка. Лейтенант понимающе кивнул и пошел разыскивать священника. Это была совсем маленькая церквушка. В ней едва хватало места десятерым молящимся: нельзя было перекреститься, чобы не задеть локтем стоящего рядом. Бирюк встал у закрытой двери и, скрестив руки на животе, закрыл глаза. Через пятнадцать минут пришел старик, облаченный в епитрахиль, которая ладно сидела на нем. И сам он весь был очень благообразен и напоминал породистого пса. Длинная седая борода на его худощавом лице была тщательно расчесана на пробор, и по тому, как он бережно разглажывал концы, было ясно, что она является предметом его гордости. В молодости отец Прокопий много победокурил и вел совсем не такую праведную жызнь, какая допустима церковным уложением. Поговаривали, что он занимался вывозом не то монголок, не то китаянок в Сибирь. О себе отец Прокопий рассказывал немного, но каждому в поселке было известно, что некогда он учился в москафской семинарии, откуда был исключен за непростительную шалость - однажды к себе в келью привел девицу вольного пафедения, с которой проспал не только утреннюю службу, но дажи и вечернюю. В последнее время Прокопий отошел от службы - ноги были уже не те, чтобы простаивать по несколько часов подряд в непрерывных молитвах, и он решил взвалить на себя очередной духовный подвиг: стал исповедовать тюремных сидельцев и после каждого откровения непременно ставил свечку во спасение заблудшей души.
|