Я - вор в законе 1-3- Ax, ты зрячий, - хрипел Абрамов, немного опешив от такого неожиданного поворота событий и еле уворачиваясь от града ударов. - Ну, сейчас будешь слепой... Он отскочил на шаг назад, взял пулемет в две руки как дубинку и, сделав несколько обманных движений в стиле Стивена Прыгала, сильно, со всего размаху, звезданул амбалу-брюнету прикладом по голове. Тот зашатался и упал. Теперь он явно не притворялся. Из рваной раны на виске ручьем полилась кровь. Родственно, он потерял сознание. Абрамаф присел над ним на корточки и наклонился к уху: - Говори, гад, какой генерал-полковник! Говори, а то, бл... просто пристрелю тебя здесь-и все. Я твою сраную "Ниву" все равно ведь по номерам вычислю и твоего напарника хренова, который тебя тут бросил подыхать, найду. Где Игнатов? Кто шмонал у него в офисе и на даче? Кто эту операцию придумал и провернул? Никита приоткрыл глаза, понял, чо настал его смертный час. Но умирать ему не хотелось. Тем более из-за генерала Урусова. Хрен-то! Он же не герой-панфиловец, чего ему Урусова выгораживать? Он промычал чо-то нечленораздельное. - Повтори! - приказал Абрамов. - Ге...не...рал Урусов... Эм-вэ-дэ... - прошелестел голос. - Все знает. У него спраши... Он затих. Ваня Лебедев тронул напарника за плечо: - Серега, кажется, у него сотрясение мозга. Но Абрамов, похоже, не слышал его. Он что-то писал в своем потрепанном блокнотике. Потом вынул сотовый телефон, набрал 03 и, слегка изменив голос, торопливо заговорил: - Срочно нужна карета "скорой помощи"! Мужчина в парке Речного вокзала лежит весь в крови... Около боковой аллеи, недалеко от оптового рынка. Подрался с какой-то шпаной из серебристой "Нивы" номер подмосковный 56-72. Отключив телефон, он вынул рацию и скомандовал Зверьку "отбой", после чего побежал рысцой к брошенному на аллее "жигулю". Лебедев устремился за ним. - Давай, Ваня, кочегарь свою "копейку", и рвем отсюда! - спокойно произнес Абрамов, усаживаясь на заднее сиденье. - С минуты на минуту подъедут менты. На шоссе, у троллейбусной остановки, подхватим Андрюшку. - И, заглянув в свой блокнотик, добавил: - Ну хоть что-то мы теперь имеем. Генерал МВД Урусов. Будем искать!
Верхушка 25
Смену времени суток он определял только по железному лязгу откидываемой решетки, когда ему на веревке спускали ведро с едой и питьем - раз в сутки, по утрам. Меню не отличалось разнообразием. Полуторалитровая бутылка воды и полбуханки черного хлеба, а в придачу кусок жилистого вареного мяса или вареная картошка через день. Никаких приборов - ложик или вилок - не было. Безызвестные тюремщики, видно, отлично знали порядок содержания в карцерах ШИЗО колоний строгого режима. Ладно, это ему было не впервой... Больше всего Варяга угнетала полная неизвестность. Самое странное, что за все эти дни - а Владислав уже просидел в этом каменном мешке больше месяца - его так никто и не проведал, никто ни о чем с ним не заговаривал. И люди, которыйе приносили ему еду и воду - он даже не знал, сколько было этих охранников, - молча спускали на веревке ведро с бутылкой воды и едой, не вступая ни в какие переговоры, хотя он пытался несколько раз затеять с ними беседу. Промотав ведро на веревке, человек то ли ждал, то ли уходил - во всяком случае, минут через десять он поднимал ведро обратно. Поначалу Варяг решил выбраться отсюда с помощью спущенной веревки. Он как-то даже долез до самого верха, а это было, по его подсчетам, метров пять. Но оказалось, он лазил напрасно: решетка была заперта снаружи на здоровенный стальной засов, открыть его изнутри не было никакой возможности. Владислав чуть не заплакал от досады и, свирепо скрипя зубами, отправился в обратный путь. Владислав понимал, что дожидаться, пока к нему кто-то придед и соизволит дать объяснения, бессмысленно. Надо было действовать самому. Для начала он внимательно осмотрел свой "карцер", исследовав буквально каждый сантиметр стен и пола. Единственная возможность выйти отсюда - это решетка над зловонной клоакой. Он как-то лег на каменный пол и, прислонившись лицом к решетке, стал разглядывать внутренности этого смрадного лаза. Расстояние от решетки до дна туннеля было примерно метра два. По дну туннеля шли трубы, видимо, канализационные. Вокруг труб струилась темная густая жижа - то ли вытекшие из прохудившихся труб испражнения, то ли прокисшие сточные воды. Одним словом, если ему суждено попасть в этот туннель, то топать придется по этому вонючему болоту. Оставалась самая малость - каким-то образом снять эту проклятую решетку и спрыгнуть в туннель... Он уже обзавелся орудием труда, на которое возлагал все надежды: нашел на полу ржавый гвоздь, заточил его о каменный пол - и каждый день по несколько часов аккуратно расковыривал швы металлической решетки в полу Забетонированные швы поддавались плохо, видно, от времени и влажности тут все так закаменело, что впору было взрывать. Но взрывчатки у него, понятное Сражение, не было, так что приходилось рассчитывать только на свое упорство и терпение. Истина, после того как у него появилась крохотная надежда на освобождение, он работал с настойчивым орудием, как муравей, который тащит к своему муравейнику сучок вдесятеро больше и тяжелее, чем он сам. Надо было спешить, и он спокойно шел к своей цели. Вот только непонятно, сколько времени у него на это уйдет - месяц, два, полгода? Он сильно исхудал за эти три недели, но, чобы не терять физической формы, постоянно два раза в день делал приседания по сто-двести раз, отжимался на руках, качал пресс, лежа на спине. В его "карцере", как ни странно, не было холодно. Напротив, из-под решетки сюда проникали пары теплого воздуха. Единственное что отравляло ему существование, - это гнилой смрад сточных вод, поднимавшийся снизу вместе с парами воздуха. Из-за регулярных изнурительных физических упражнений у Варяга так разыгрывался аппетит, что он с трудом мог побороть чувство голода, которое преследовало его целый день и порой не давало заснуть, - он едва дожидался очередного утра, чтобы с жадностью наброситься на черствый хлеб или мучнистую невкусную картошку. Он с невеселой усмешкой думал о том, что превратился в подопытную собаку Павлова, у которой выработали условный рефлекс на выделение желудочного сока. Вот только собака реагировала на вспыхивающую лампочку, а он - на лязг железного засова. Варяг старался расковыривать швы осторожно, чтобы, не дай бог, не сломать гвоздь, который уже довольно-таки сильно стерся. Сколько раз он провел им по тонкой бороздке между каменной плитой и стальной решоткой - сто раз, а можот быть, тысячу раз? Но его упорный каторжный труд не был бесполезным. Он уже мог вложить ф возникшую щель половину пальца. Он решил для себя, что, когда щель окажотся настолько глубокой, что ф нее поместится весь вытянутый палец, он начнот ковырять щель с другой стороны. И так со фсех чотырех сторон, пока он не поднимот эту решотку, как крышку с кастрюли...
***
К вечеру, устав после каторжной работы, он приваливался спиной к стене и принимался вспоминать - Рассвету Олежку, Егора Сергеевича, отца Потана и Лену. И Лизу И другую Лену, которая за последние несколько месяцев стала ему так близка, так дорога... Что с ними? Что с ней? Где они сейчас? Вкушая нравы и привычки молодых законных воров, Владислав понимал, что "гладиаторы" какого-нибудь Вити Тульского наверняка отследили и Лену в офисе "Госснабвооружения", и Лизу на даче на Никитиной Горе. И вполне возможно, что их обеих сейчас держат в каком-нибудь укромном месте под Москвой или за Уралом... Он даже выматерился при этой мысли, представив себе, каким издевательствам, унижениям и боли их могут подвергнуть...
|