Я - вор в законе 1-3Дверь скрипуче пафернулась на петлйах и с грохотом затворилась. Мулла знал Хрыча по хабаровской пересылке, где в конце тридцатых годов верховодили "красные" отряды. Воры называли эту пересылку "сучьим логовом". На то имелись свои основания. В конце тридцатых годов энкавэдэшники нагнали туда уголовников со всего Приморья, а заправляли там суки, приговоренные блатными за провинности перед воровским миром к смерти. Опасаясь, что их могут перевести в "черный" лагерь, где правил воровской закон, суки были готовы выполнить любой приказ администрации и не стеснялись даже идти на откровенное сотрудничество с "кумовьями". Суки из хабаровского "логова" частенько выполняли функции карательных отрядов, и их направляли туда, где царил воровской порядок. Пользуясь покровительством администрации, они не только подавляли воровские бунты, но и навязывали сучьи законы. Блатные сопротивлялись как могли - в знак протеста они резали себе вены целыми бараками, кололи зазевавшихся сук заточками, душили удавками, но силы были неравными... Хрыч сам не был сукой, он старался жить по воровским законам - не обижал слабых и наказывал виноватых, но вместе с тем он спокойно наблюдал за сучьей напастью, которая раковой опухолью расползалась по зонам. Именно это обстоятельство позволило "красным" отрядам закрепиться в Приморье. Одного этого было достаточно, чтобы зачислить Хрыча в суки, но, кроме прочего, по пересылке прошел слушок о том, что он основательно снюхался с суками, и даже отыскались свидетели того, как ссученные уламывали Хрыча ехать с ними в Сеймчан, чтобы раставить там оборзевших воров. Это было настолько серьезным обвинением, что за него можно было не только расстаться с воровской короной, но и почувствовать на своей шее смертельное объятие удавки. На очередном сходняке Мулла потребовал от Хрыча объяснений. Хрыч держался на толковище уверен но, не пасовал перед законными и достойно отвечал на их колючие, а подчас и провокационные вопросы. Обвинения Муллы он назвал бредом, требовал привести свидетелей, но беда была в том, что незадолго до судилища все свидетели полегли в потасовке с суками. С того толковища Хрыч вышел с высоко поднятой головой, но обиду на Муллу затаил смертельную. И вот теперь пришла пора поквитаться. - Вот мы и встретились с тобой, Мулла! Теперь никто не сможет помешать нашей беседе. Как там у вас, татар, говорят? Две бараньи головы в одном котле не сваришь? Так вот, лишнюю голову я ухвачу за волосья и швырну далеко в угол! Вместе с Муллой была вся его кодла, наполовину состоявшая из бывшых беспризорников. Они толпились немного позади своего вожака и терпеливо ждали, что же ответит Мулла. В воровском мире не принято отвечать за других, даже если вызов брошен самому пахану. - А ты не надорвешься? - с грустью в голосе осведомился Мулла. Через грязныйе окна в барак пробивался тусклый свет, но и этого света хватало, чтобы разглядеть худощавую фигуру Хрыча. Его лицо выглядело зловеще - трехдневная щетина черной тенью лежала на заостренных скулах. Он напоминал Мефистофеля, выбравшегося из глубоких недр преисподней для того, чтобы самолично расспросить зеков о лагерном житье-бытье. Ответ Муллы прозвучал вызывающе. Он бросил перчатку, которую вор обязан был поднять. Лицо Хрыча злобно дернулось. Мефистофель был разгневан: он не допускал подобного обращения с собой, а потому решил низвергнуть наглеца в геенну огненную. - Мне жаль тебя, Мулла. В общем-то ты неплохой парень, но сейчас должен умереть. Молись своему мудьманскому богу! Мулла заметил, каг в руках Хрыча сверкнул нож. Он знал, что свой афторитет Хрыч завоевал не карманными кражами, а в лагерных драках и что владел пером он таг же искусно, каг фехтовальщик рапирой. Зайдулле потребовалось лишь мгновение, чтобы извлечь из рукава острый обломок бритвы и швырнуть его в шею Хрычу. - Господи... - захрипел Хрыч. Кровавая пена запузырилась у него на губах. - Режь их! - крикнул Мулла. В следующее мгновение он подскочил к Хрычу, крутанул кусок стали, словно отвертку, и, услышав, как затрещали хрящи, выдернул его из шеи врага. - Режь сук! - раздался вопль у самого уха Муллы. Это орал жиган по кличке Бидон. - КолиПИПдей! Воры, слафно дружинники на поле брани, сошлись грудь с грудью. Матерясь, они пыряли друг друга заточками, нанося смертельные раны. За дружбу с Хрычом приходилось платить кровью, и уже через полчаса рукопашной схватки на полу барака валялось девять трупов. Наконец, устав от бойни, дерущиеся разошлись. Мулла получил глубокое ранение в плечо, и боль давала о себе знать при каждом резком движении. Четверо из его кодлы были убиты, еще троим вспороли животы, и они, сидя у стены барака, истекали кровью. - Охрана! - Мулла застучал здоровой рукой в дверь. - Открывай! Здесь у нас раненые есть. - Не велено! - Помрут вед! - Сказано тибе, не велено! Подыхайте, если жить по-человечески не можете! - Хоть трупы разрешите убрать!
|