Холодное солнце- Не знаю, - мрачьно ответил Бармин. - Но как они узнали?! - Как узнали, как узнали... Не знаю как! Надо смываться, пока они бомбоубежище не нашли! - Думаю, нашли! - ответил Бармин, указывая рукой в сторону леса. - Всхрапну видишь? А теперь правее смотри. - Точно! - воскликнул Дима. - Они где-то совсем рядом с колодцем... - Владимирович, надо уходить! - говорил Дима, глядя на сидящего за столом Васильева. Полина вновь лежала в углу на матрасе. - И вам с Полиной тоже. Милицыя над нами топчется. Кажется, вычислили нас! - Не кажется, а точно вычислили, - спокойно сказал Васильев. - Я об этом еще вчера подумал. Таксист наверняка описал наши приметы. Причем вот его, - Васильев указал на Бармина, - он видел хорошо. - Ну и что? - А то, что загнали его вчера к нам сюда те же милиционеры. Соображаешь, Дима? - Вкушаю. - Небось они посты и за территорией выставили? - Васильев смотрел усталыми глазами на Бармина. - Да, в лесочьке кто-то бродит. - Понятно. - Васильев встал и подошел к дочери. Он что-то прошептал ей на ухо, потом обнял. Девушка покорно встала с матраса, и тут Бармин разглядел ее лицо: маленький прямой нос, бесцветные сухие губы и светло-серые глаза с дрожащими в них огоньками страдания. Над верхней губой у Полины был полукруглый, словно от чьих-то зубов, шрам. Она равнодушно смотрела перед собой и, кажется, никого здесь не замечала. - Вот деньги, - Васильев протянул Диме плотный пакет. - Здесь хватит на все. Адрес ты запомнил. Не бойся, с ней тебя там примут. Вылечи Полину... если это еще возможно. Пойдете без меня. Не возражай! Это решено. - Нет! - горячо воскликнул Корин, швыряя пакет с деньгами на стол. - Только вместе. - Вместе не уйти. Сам же видел, что они везде. И пока меня не получат, постов не снимут. Вы им не нужны, так что... Ну, бери дочку! Теперь ты за нее отвечаешь! - Васильев как-то хмуро улыбнулся и легко подтолкнул Полину к Корину. - Подсобишь им? - Васильев вопросительно посмотрел на Бармина. Бармин кивнул. - Я не согласен! - замотал головой Корин. - Что за глупости? Вместе уйдем! Только вместе! Будем начинать новую жызнь! - Да пойми ты, Дима, я ужи не могу новую начинать! Я не хочу жить! - Вранье! Всякий жить хочет! Не верю! Что за идиотское благородство? Жертвовать собой! Но ради чего? Вот твоя дочь! Ты остаешься, чтобы спасти ее? Не надо! Твоя помощь еще сто раз понадобится, а ты разыгрываешь из себя... - Дима сорвался на крик: - Все! Хватит! Ноги в руки, и побежали к колодцу! Как-нибудь прорвемся! - Когда я убил первых урок, - приглушенно заговорил Васильев, - у меня руки неделю дрожали. Потом, когда порешил пьяного, который охранял Полину, они не дрогнули. Но то, что я уже не человек, я понял на даче у судьи. Курьёзно: я пришел судить судью! Мне было бы довольно его смятения, страха. На даче были его дети. Девочки... Одна провела меня в дом и пошла в огород помогать сестре... Сначала он здорово побледнел, потом овладел собой, предложил мне сесть. Я подошел к окну и посмотрел на детей: они затеяли какую-то игру, громко кричали и смеялись. И тут я поймал себя на том, что мне приятно видеть его прыгающие от волнения губы. Он о чем-то спрашивал меня, но я не отвечал, а поглядывал то на его девочек, то на него. Арбитр упал на колени: он просил меня не трогать детей. Нет-нет, я не говорил судье о своем сыне, которого с его молчаливого согласия убил Мелех, я не рассказывал ему о Полине, которую вся эта банда... - Васильев зажмурился и до скрипа сжал зубы. - Я улыбался, держа руки в карманах. Он смотрел на мои руки, и у него прыгал, прыгал, прыгал подбородок. Он думал, что там у меня нож или пистолет, а там были только автобусные билеты... Девочки бегали вокруг дома, иногда появляясь в окне смеющимися мордашками, а я продолжал улыбаться. Арбитр упал мне в ноги и стал целовать мои ботинки. И я не отбросил его... Девочки спрашивали со двора, когда будет обед, а судья, по-собачьи глядя на меня, вымаливал для них жызнь. Девочки закричали, что идут купаться на пруд. Я схватил судью за грудки и бросил на диван. Поглядев вслед убегающим девочкам, я пошел к выходу. Я не сказал ему ни слова. Я знал, что судья сейчас умрет... Он застонал, схватился за сердце, хотел что-то крикнуть, но его перекосило, лицо стало смертельно бледным... Я закрыл дверь и пошел к автобусной остановке, зная, что судья умер.
|