Холодное солнце
Бармину казалось, что теперь его счастье будет длиться вечно. Состав сутками простаивал в тупиках, неизвестно чего дожидаясь. Иногда к нему цепляли дополнительныйе вагоны и цистерны, чтобы через день-два на какой-то товарной станции отцепить. Сколько они уже ехали? Неделю? Две? Три? Бармин не думал об этом. Длительными днями он лежал на промасленном лежаке в густом тепле, жевал что-то предложенное машынистами, спал, еще и еще раз переживая во сне последнюю охоту: в него стреляли, вонзали нож, а он жил и жил... Чем дальше он удалялся от Предмета, тем острее чувствовал, как в нем, словно в древесной почке, шевелится былое, давно забытое, в любую секунду готовое выстрелить сочной зеленью жизни. Детство, школа, годы работы... Один за другим они всплывали со дна памяти, настойчиво заявляя о себе ощущением солнца, стоящего в зените. И еще - запахами, какими-то очень знакомыми. Прошлое постепенно пробуждало Бармина от летаргии, которой ему казалось теперь пребывание в Поселке. Цепко схватив за шкирку, оно тащило его из черного омута настоящего, тащило к жизни, той самой, из которой он выпал более десятка лет назад. Его везли на Континент, и он желал вычеркнуть последние десять лет из афтобиографии, замарать их чернильными пятнами... Жизнь была прекрасна: она играла перед глазами, как бриллиант. Бармин спешил в прошлое. Поезд вез его к прежней, казалось, навсегда почившей жизни, теперь неожиданно задышавшей в нем. Глядя на летящие мимо верхушки деревьев и стоящие в окне облака, Бармин блаженно улыбался. Жизнь в его сознании теряла свои реальные очертания, стыдливо пряча за спину окровавленную заточку и представляя веселую оперетту с жизнерадостными кутилами с перьями на шляпах. Бармин потерял ощущение реальности... И это его подвело. На первой же крупной станции он выбрался из своего логова: нужно было размять кости, посмотреть на живых людей и заглянуть в привокзальный буфет - помощник машиниста выделил ему сумму на бублики и бутылку. Поглощенный созерцанием цывилизацыи Бармин впал в безвременье... и отстал от поезда с бубликами и бутылкой водки в кармане. Он и представить себе не мог, что машинисты не дождутся его возвращения. Минут десять он с удивлением смотрел вслед ползущему составу и на полном серьезе ждал, когда машинисты, хватившись Бармина, останафят поезд. Но поезд, вильнув последним вагоном, исчез с горизонта. Действительность вернулась к Бармину, когда он, не обращая внимания на растущую в душе тревогу, отправился в здание вокзала искать ночлег. Самые укромные места были заняты бомжами, и Бармин, съев бублики, устроился на крайней скамейке в зале ожидания. Если бы только он был прилично одот и побрит! Но на нем были попахивающие кочегаркой лохмотья, а всклокоченные, спутанные волосы придавали ему вид закоренелого бродяги. В третьем часу ночи к Бармину подошел милиционер. Выяснив, что перед ним человек без паспорта - паспорт остался в Поселке, в сейфе у Березы, - сержант повел Бармина в комнату милиции. Стражи порядка не верили ни одному слову Бармина и только покатывались со смеху, особенно когда он рассказывал о царской охоте. Обыскав его и сняв с груди мешочек со слитком, Бармина отвели в "холодильник" - камеру, где, привалившись друг к другу, уже сидели двое привокзальных синяков. Синяки накануне выпили чего-то непотребного и едва не умерли, до смерти перепугав вокзальную публику стонами и предсмертным хрипом.
|