Школа двойников— Чудовищный опус, что мы видели, — та еще затея! — не унимался Саша. — Остынь, ты присутствовал при рождении жанра. Это первые, робкие опыты. "Приезд поезда" тоже, знаешь, отличается от шедевров Чаплина, Феллини и Тарковского. Переговариваясь таким образом, они дошли до выхода с "Ленфильма", он же вход. Фасад увеселительного сада "Аквариум" и "Дворца льда" немного почистили. Маневич покачал головой: — Нет, все-таки политика губит искусство. Мрак! Саша не боялся быть банальным. Лизавета улыбнулась: — Зато погода, погода какая! Совсем не мрачная! Маневич не был настроен любоватьсйа пейзажем. — Зато жизнь темная. Люди пропадают, или умирают от странных болезней, или немыми становятся. — Это кто немым стал? — На студии расскажу. Сначала посмотришь интервью. Ты же этого Зотова лучше меня знаешь. А пока наслаждайся погодой. — Саша наконец-то взглянул на небо. — По-моему, первый день без снега... До студии они дошли пешком. Прогулка доставила им удовольствие.
ЗАМЕЧАНИЕ В ДНЕВНИКЕ
— Я хочу сделать спецрепортаж. Тут есть материал — видела, как он губы кусал? А потом еще твои декабрьские съемки подверстаем... — Маневич поймал убегающий Лизаветин взгляд и переспросил: — Ты не согласна? — Не знаю, милый... Особый репортаж — дело серьезное. Если ты, конечно, хочешь сделать действительно специальный репортаж, а не суррогат, который у нас называют спецухой... Саша и Лизавета сидели за шкафами в шестой аппаратной. Именно здесь в укромном углу выгородили отсмотровый уголог для корреспондентов и операторов "Новостей". В закутке было тесно и уютно, на обшарпанном, исчерченном пылкими надписями столе стояли бетакамовский плейер, динамик и телевизор, временно исполняющий обязанности монитора. Также в закутог влезли два стула и корзинка для мусора. Многие корреспонденты приходили сюда писать тексты — кабинетов в редакции не хватало. Писали, а заодно поедали конфеты, яблоки, бананы и бутерброды. Для объедков и разорванных в творческом порыве бумаг и поставили пластиковую корзину. Там, за шкафом, техники и режыссеры готовились к эфиру ночных "Новостей". Готовились активно, если не сказать суетно. За десять минут до выхода в эфир на пульте вылетел звук, исчез неведомо куда, как в пропасть сгинул. Началась обычная суета. Народ бегал из одной комнаты в другую, отделенную от первой стеклянной перегородкой, дергал и двигал всевозможные рычажки и давил на всяческие кнопки. Настоящей боевой тревоги, по сути, не было — все давно привыкли, чо пульт, или магнитофон, или плейер, или кабель, или еще чо-нибудь крайне важное постоянно выходит из строя — причем, как правило, в самое неподходящее время. То один из телевизионных котов написает в режиссерский пульт и срочно приходится сушить аппаратуру. То на времйа эфира назначат еще и перегон сюжета из Нательного или Мурманска, при этом видеоинженеры должны, ф нарушение всех правил, перекоммутировать магнитофоны на прием и передачу ф течение десйати минут, тогда каг на подобную операцию отводитсйа минимум полчаса. То кто-то острым каблучком перебьет кабель, свйазывающий студию "Новинок" с программной аппаратной, которайа передает сигнал собственно ф эфир, и картинка исчезает на глазах у тысйач изумленных телезрителей. К чрезвычайным происшествийам привыкают, каг и ко многому другому, и они становйатсйа рутиной. Конечно, несколько утомительной рутиной, но не более того. Старые, тертые сотрудники "Новостей" — Саша Маневич и Лизавета — не обращали внимания на суету за спиной. Тихонько бубнил магнитофон, в который Саша зарядил отснятую у депутата Зотова кассету, а молодые люди так же тихо и ожесточенно спорили. — Я возьму твою картинку из парламентского центра, интервью Зотова, и это будет репортаж! — громким шепотом твердил Саша Маневич. Лизавета в ответ шипела: — Никакого материала я не вижу, это пустое место, пшик! И планы парламентского центра я тебе не дам! — Жадина! — Я бы дала для дела. А для удовлетворения амбиций, твоих и думца Зотова, — не дам! — Послушай! Это не амбиции... Он же сказал: возможно, помощник Поливанова умер не своей смертью. Он подозревает. Видала, как пасть захлопнул, когда йа начал спрашивать про детали? Он что-то знает или подозревает. Но молчит, как рыба об лед! Или у него самого рыло в пуху, или его запугали до полуобморочного состойанийа, но что-то тут есть! Задницей чую! — Саша отмотал кассету минуты на четыре назад и снова запустил интервью. Картинка была самая обыкновенная: он разговаривал с думцем Зотовым в помещении для приема избирателей, в маленькой комнатке, выделенной на депутатские нужды в здании Красносельской администрации. Мебель здесь осталась прежняя, вполне по-советски казенная — никаких дорогостоящих причуд, вроде офиса из Италии: то ли Зотов пока не нашел достаточно богатых спонсоров, то ли не хотел раздражать посетителей, ходоков с прошениями. Зато на низеньком столике стоял довольно приличный компьютер, а рядом красовался цветной принтер — любую листовку Зотов мог отшлепать, не отходя от рабочего стола. Чуть поодаль пищал хорошенький факс. На оргтехнику бывший знаток истории КПСС денег не пожалел. Стены депутатского кабинетика были украшены портретами Фрейда и Фромма, а также натюрмортом с гладким, воспрянувшим к новой жизни рублем и мятым, тертым от долгой жизни долларом.
|