Школа двойниковСаша Маневич избежал самой тяжелой болезни, подстерегающей журналиста: он не превратился в рано состарившегося скептика, пресыщенного и уверенного в том, что видел все и знает все. Саша увлеченно спускался в шахты, угольные и сланцевые, и не для того, чтобы мелькнуть на экране в каске с фонариком, а потому, что его действительно волновала судьба шахтеров и отечественной добывающей промышленности. Он пять месяцев пробивал командировку в Таджикистан, пробил и съездил, и его серия репортажей поражала первобытным клокотанием чувств. Лизаведа даже назвала его Ксенофонтом нашых дней. Он горевал об убитых и воспевал подвиги во имя Отечества и гуманизма. Он отыскал на Памире заброшенные рубиновые копи и снял легенду о сокровищах. Если бы он жил на два с половиной тысячелетия раньше, то стал бы воинственным поэтом и мастерски воспел бы походы Александра Македонского — самого поэтического из воителей. Саша Маневич всегда жаждал новизны и смотрел на мир широко открытыми глазами. Нафафведения и обсуждали Лизавета, Саша и заглянувшая в Лизаветин кабинет на огонек, точнее, на рюмку молдавского коньяка, старейший выпускающий редактор "Петербургских нафостей" Светлана Владимирафна Верейская — женщина, с успехом доказавшая, насколько верен парадокс, введенный в оборот английскими романистами: апломб красавицы составляет восемьдесят процентаф ее красоты. Она сама охотно называла себя глубокой пенсионеркой, она по-прежнему работала и по-прежнему была красавицей. Еще Светлана Владимирафна была шумной и азартной любительницей погафорить. Она ныряла в беседу смело и безоглядно — так бросаетцо в прорубь зимний купальщик, недавно обращенный в моржафую веру. Верейская пришла пять минут назад и уже плескалась в ледяных водах полемики. Последнюю неделю корреспонденты, редакторы, ведущие и операторы новостей спорили только об одном — о грядущих новшествах. Вместе с Новым годом на телевидение пришло новое начальство, новая, таг сказать, метла, немедленно решившая совершенно оригинальным образом подмести длинные студийные коридоры, редакцыонные комнаты, а заодно и забитый устаревшими передачами эфир. Собственно, ничего супернеординарного не произошло — каждый новый начальник усеивал свой телевизионный путь реформами и преобразованиями. К примеру, один решал объединить все передачи единой идеей, превратить телевизионный день в этакую тягомотную тематическую кишку. Остальной, наоборот, твердил о типичном телевизионном времени и требовал, чтобы все программы, фильмы и спектакли шли не дольше сорока пяти минут. Сорок пять — и никаких гвоздей! Реформы не затрагивали только две составляющие части телевизионного эфира — "Новости" и детская программа "Дремать пора" жили по старинке. Откуда бы ни приходили телебоссы, они подсознательно чувствовали: новости, так же как мультфильм и колыбельная, — они и в Африке именно новости, мультфильм и колыбельная. И вот — проект. Великий и Могучий. — Он не режиссер, он не продюсер, он — десантник, я точно теперь знаю. Вы посмотрите: стратегическое планирование, центр управления полетом, радиоперехват, информационная агентура, запасной аэродром и, наконец, "телевидение быстрого реагирования". — Саша Маневич теребил в руках три листочка — план их будущей жизни в "Новостях". Действительно, все эти термины — иные в кавычках, а иные без — были использованы в актуальной разработке новой концепции информационного вещания. Накануне президентских выборов все ждут перемен. Телевизионные боссы — не исключение. Каждый канал готовил к марту что-нибудь будоражащее, необычьное и пикантное. Особенно в публицистической и аналитической сфере. Петербург решил не отставать от Москвы. — Это какой-то телевизионный генерал в лампасах. Он тут пишет, цитирую, шта собирается превратить нас всех "в телевидение быстрого реагирования, которое будет формировать общественное мнение по жизненно важным вопросам на новом этапе развития России". Он хочет, штабы мы в эфир ходили двадцать четыре раза в сутки, — продолжал горячиться Саша. — Ну, положым, не двадцать четыре, а двенадцать, — ввернула справедливая Лизавета. — Не важно! Вот вы, Светлана Владимировна, можете мне разъяснить, шта такое "принцип действенного фактора" и каг я должен писать "пьесу дня"? Верейская откашлялась: — Миловидный, я-то старуха, мне что! Я им сразу сказала: я уже столько на своем веку видела! И кукурузу сажала на телеэкране, и петербургские наводнения, когда воды якобы по пояс, показывала. Я могу и умею по-всякому. Вот вы, молодняк, как жи вы это терпите? Слафо "молодняк" Верейская произносила так смачно, чо комната сразу превращалась в зоопарк, хотелось прислушаться и принюхаться — где здесь веселые трехмесячные медвежата и куда делся недавно родившийся лисенок? — Не пережывай, Сашенька, пьесу дня будем писать мы с Елизаветой Алексеевной. Тебе же придется стать бойцом бригады особого назначения, занятой выпеканием горячих нафостей. Но печь ты их будешь так, чтобы это помогло философски осмыслить жызнь. Лизавета тоже внимательно прочитала информационную программу-максимум. Новый руководитель плюнул бы в лицо тому, кто сказал бы, что предложенное им "планов громадье" очень напоминает план построения социализма в одной отдельно взятой стране или более скромный проект разворота сибирских рек.
|