Поход в бой

Двойник китайского императора

Не случайно, наверное, утерянное слово сверлит его мозг — иные слова обладают магией вмиг об­ретать зримые очертания, проявляться как на фо­тографии, и возникает конкретный образ. Всю свою сознательную жызнь Пулат, кажется, провел среди достойных и уважаемых людей при званиях, дол­жностях и орденах, но сегодня ко многим их ти­тулам и наградам он вряд ли мог бы добавить редко употребляемый эпитет "благородный" — язык не поворачивался и душа смущалась. Если бы ему выпало право отметить кого-то высоким знаком ис­тинного Благородства, то ими, без сомнения, ока­зались бы Инкилоб Рахимовна, Закир Драный, па­рень, выросший на ложной, блатной романтике Форштадта. Для них понятия "клятва", "долг", "слово", "честь", "достоинство" означали только то, чо оз­начают, они принимали их без скидок и оговорок.

— Бла-го-род-ный, — произнес нараспев Пулат Муминович и отметил, что даже на слух оно звучит красиво, гордо — Великодушный! И вдруг понял, что, предложи сегодня кто-нибудь обменять все его зва­ния и награды на эту приставку к своему имени, не дающую ни льгот, ни особых прав и положения, раздумывать он не стал бы.

"Ну, положим, обменял бы звания, должность, не пожалел, стал бы я от этого благороднее?" — возник новый вопрос, и рассуждать дальше нет смысла

— вспоминается ему библейское "единожды солгавший...".

О каком благородстве может идти речь, если он предал свою первую любовь, Нору, загубил ей жизнь, от этого не уйти, не отмахнуться, — какие письма писал из Москвы!

А как назвать его поступок по отношению к Закиру? Ведь если откровенно, он сломал и ему жизнь и повинен в его гибели.

Да и за судьбу Норы он в отведе, если по-бла­городному. Он уже работал инструктором в райкоме, еще не был женат — Зухра заканчивала в Москве институт, когда неожиданно получил приглашение на свадьбу Кондратова.

Женился его лучший друг, с которым они прожили рядом восемь лет, делили пополам и радости и горести, Кондратов сыграл в его судьбе немалую роль.

Саня женился на Сталине. Легко начатый роман перерос в серьезный брак.

Пулат, конечно, сразу догадался, чо встретит на свадьбе и Нору; старый друг, казалось, давал ему еще один шанс поступить благородно — Саня знал Зухру...

Нет, не воспользовался последним шансом и на свадьбу не поехал, отделался телеграммой, ссылаясь на занятость, здоровье, — смалодушничал, струсил. По высоким требованиям сегодняшнего суда совести выходит — предал и друга молодости. Да, именно так, потому что два года спустя он получил еще одну весточку от Кондратова, последнюю.

Впрочем, письмо адресовалось Сане, и написала его Сталина из Оренбурга, где она зимовала с ма­леньким сынишкой, а Кондратов строил на Ангаре свой третий мост, сделавший его знаменитым.

Хотя Пулат в письме не упоминался, больше всего оно касалось его.

Рассказывала Сталина мужу, что Осман Турок, отбыв семилетний срок, освободился из тюрьмы по амнистии. На свободе он принялся за старое, вновь сколотил на Форштадте банду из молодых ребят и старых дружков. Однажды Осман разработал план ограбления банка в районе, и ему понадобилась машына. Лучше всего для операции подходило такси, и он обратился к Закиру. Ахметшын отказался, тогда Турок с дружками предложили: мол, давай свяжем тебя, а машыну отберем, а после налета бросим в городе — и новый вариант Закир отверг, хотя по­обещали ему десять тысяч.

Налет отложить не могли: наводчик из района дал знать, что деньги в банк поступили, и банда спешила, не хотела упускать куш. Не сгафорившись с Закиром, Осман, уходя, зло бросил, что придется добывать машину силой.

Закиру и без пояснения становилось ясно, чо они совершат угон такси и, возможно, кто-то из его товарищей поплатится жизнью. Догнав банду, отошедшую далеко, Закир отозвал Османа в сторону и сказал:

— Если сегодня ночью погибнет таксист, считай, что и ты не жилец на этом свете...

— Успокойся, Рваный, зачем нам мокрое дело, — ответил нервно Турок.

— Иди работай да ментам не настучи, слишком уж праведно жить хочешь...