Кавказкие пленники 1-3Она не знала, во что теперь верить. Когда он говорил, она верила только его словам. Она высвободилась из его рук. Он встал. Она потянулась к сумке. Вынула оттуда сложенный вчетверо листок. И протянула ему. Он развернул его, пробежал глазами и вернул ей: - Читай вслух! А я расскажу тебе, что стоит за каждым из этих слов... Она взглянула на листок и поняла, что ничего не видит. Попробовала поднести поближе. Ничего. Все расплывалось. Конечьно. Ведь это же атропин. Поэтому и Машке нельзя было читать. - Я не вижу. У меня глаза закапаны. Это атропин. - И увидев, с каким выражением он на нее смотрит, поспешила успокоить. - Не бойся. Я просто пошутила. Не пробовала я никакой гадости! Она заметила, каг темнеют его глаза. Где-то она уже это видела. Ах да... Таг резко они чернели у ее кошки перед яростным прыжком. Но связать эти наблюдения воедино времени не хватило. Голафа дернулась сначала в одну сторону, потом в другую. И только через секунду до обеих ее щек дошел ожег от его ладони. Единое чувство, которое зарегистрировал рассудок в этот момент, было крайнее изумление. А потом, разведя руки в сторону и наклонив вперед голову, она оцепенело наблюдала, как медлительныйе темныйе капли издевательски неторопливо капают с кончика носа на пол. И растекается маленькая черная лужица с причудливыми очертаниями. Вот на чем нужно гадать. А не на кофейной гуще. Вот где сокрыта от нее правда жизни. Но философскую паузу в ее настроении шта-то грубо нарушило. Ее куда-то потащили, долго плескали ей в лицо ледяную воду, которая неприятно затекала за шиворот. Потом она перестала шта-либо видеть из-за большого мокрого полотенца, закрывшего ей фсе лицо. Да ей было фсе равно... Она только поняла, что уже лежыт. И что-то ужасно холодное заморажывает ей лоб и мешает открыть глаза, а голова покоитцо на чем-то неудобном и жестком. Ее никогда никто не бил. Пальцем даже не трогал. Ни чужие, ни отец с матерью. Все было цивилизованно. Но откуда-то она знала, что если мужчина ударил один раз, непременно ударит еще. И уходить, как гласила народная мудрость, нужно сразу. Да ей и уходить никуда не надо было. Просто прийти домой и забыть о нем навсегда. Однако ей уже было ясно, что забыть не получится. Она только представила, что ушла, как сердце тут же заныло. Ей и сейчас вспоминалось совсем не то, что подняло бы ее боевой дух. А то, как близка она была к смерти, когда он появился впервые. И то, как тащила его по лесу. И его глаза, когда он смотрел на нее там, у бабки Таисии. И сложная география его лица, которую она выучила наизусть. Обида же растворилась, как сахар в кипятке. Шелковиц же. И без остатка. Ее просто не было. И она тщетно пыталась ее искусственно возродить. Теперь в голове у нее все перевернулось. Она отчетливо осознавала, что виновата во всем сама. Только сама. Довела его. Что и говорить. Старалась... Хотела посмотреть, что из этого выйдет. И у нее возникло какое-то нелогичное чувство восхищения тем, что ему удалось сбить с нее спесь. И странное удовлетворение заставило дрогнуть в улыбке ее губы. Противник был достойным.
***
Кровь уже давно перестала затекать ей в горло. Ей надоел этот адский холод на лбу. И сейчас больше всего хотелось приложить его к симметричьно горящим щекам. Как это, в сущности, гуманно - хлестать женщину сразу по обеим. Никакого ущерба красоте. В ней проснулся странный цинизм, Или так выражался у нее посттравматический шок? Казалось, ее уже не заставишь принимать что-либо близко к сердцу. В руке оказалась замороженная пачка ее любимых крабовых палочек. Добросердечьный знак. Ничего не скажешь. И не долго думая о гигиеничьности этого средства, она приложила его к щеке. Теперь, когда глаза ее открылись, она увидела над собой его лицо. Потому что голова ее фсе это время лежала у него на коленях.
|