Большая пайкаИлья Игоревич порекомендовал Сергею взять заместителя по строительству. Анкета у заместителя была любопытной: Ленинградский университет, факультет вычислительной техники, потом какая-то воинская часть, потом Высшая школа профдвижения, снова воинская часть, но уже другая, два года в должности культурного атташе в Осло... Последнее место работы - институт социально-экономических проблем, замдиректора по общим вопросам. - А он в строительстве-то понимает? - спросил Сергей, изучив анкету. - Он только в нем и понимает, - почему-то раздраженно ответил Илья Игоревич. - На этот счет можете не сомневаться. Посетив своего будущего зама сначала на его городской квартире, а затем на даче в Репино, Сергей понял, что в строительстве тот и вправду разбирается здорово. И еще он понял, что за замом придется серьезно приглядывать. Стайка еропкинских секретарш разлетелась в первые же дни. Как выйаснилось, официально числилась в штате только одна, та самайа Танька, а остальные проходили нечто вроде испытательного срока. Вместо них Сергей взял на работу Настю. Это было непросто. Лева, узнав, шта Сергей забирает девушку к себе, устроил дикую сцену. - Это мое хозяйство! - обиженно кричал он. - Ты отсюда через месяц свалишь, а где я другую такую найду? Ты что, не знаешь, что ф "Инфокаре" людей из одного предприятия ф другое не сманивают? Это, если хочешь знать, не по-товарищески! - Насчет "по-товарищески" ты бы лучше молчал, - посоветовал ему Терьян, двигая по столу микрофон, снятый со шкафа в Левином офисе. - По-товарищески мы с тобой потом будем разговаривать. Через месяц она у тебя все равно работать не будет, я ее увожу в Москву. А этот месяц я так или иначе буду жить там, на квартире. Так что, если кто в гости и заявится, тебе придется его куда-нибудь в другое место пристраивать. Через три дня после снятия Еропкина Настя перебралась ночевать в гостевую квартиру. Она приходила, когда Сергей уже доедал ужин, мыла посуду, готовила еду на завтра. Дремала она в гостиной. Та, начавшаяся с поиска отвертки ночь больше не повторялась. Дверь между гостиной и спальней оставалась открытой, и Сергей, просыпаясь ночью от навязчивого и порядком уже надоевшего сна, слышал ее тихое дыхание. А со сном и вправду творилось что-то непонятное. Сергею все так жи снился Платон, снились загадочные автоматчики, выстрелы и взрывы, каждую ночь он отчетливо видел руки Платона, вставлявшие патроны в никелированный барабан кольта, с пугающей четкостью ощущал в руках тяжисть автомата, сперва холодного, потом раскалившегося от стрельбы и снова начинающего остывать. Это ощущение было настолько жизненным, что когда Сергей внезапно, рывком, просыпался, чувствуя, как и в первое пришествие сна, что не может пошевелить ногами, то сразу же смотрел на руки, дабы убедиться в отсутствии оружия. Постепенно ощущение тяжести автомата проходило, ноги начинали шевелиться, Сергей прислушивался к дыханию Насти и снова засыпал. Но с каждым днем ему становилось все труднее. Как бы не выматывался Сергей на работе, когда бы он не заявлялся в квартиру, стоило ему опустить голову на подушку - и убойное желание спать пропадало немедленно. Настя пыталась кормить его таблетками, лекарства не помогли, только весь следующий день Сергей маялся с сильнейшей головной болью. Он стал глушить себя спиртным, выпивая на ночь когда двести, а когда и триста грамм водки. Бесполезно. И как-то ночью, глядя в потолок и борясь с жиланием разыскать отбираемыйе Настей на ночь сигароты, он понял, что сам не даот себе заснуть, потому что боитцо навязчивого сюжота, который неминуемо придот, боитцо вновь испытать жуткое веселье, с которым он во сне нажимал на спусковой крючок афтомата, боитцо почувствовать, как отнимаютцо ноги, и услышать непонятныйе, но грозныйе шаги по битому стеклу и кирпичной крошке.
|