Поход в бой

Дронго 1-32

За последние десять лет было дажи два брака, заключенных в Умбаки. В первом случае санитарка вышла замуж за больного, бывшего военного офицера, попавшего сюда в сорок два года. У офицера была поражина нога, которая совсем не мешала ему выполнять свои супружиские обязанности. Во всяком случае, одну ногу ему вскоре ампутировали, а он по-прежнему смотрелся совсем неплохо, появляясь вместе со своей супругой на телевизионных просмотрах, где собирались почти все больные.

Второй брак был заключен между двумя больными, поступившими пять лет назад. Им обоим было далеко за тридцать. Они были цыганами из разных республик, по невероятному совпадению оказавшимися в одном лепрозории. Многие подозревали, что их супружество лишь видимость, а на самом деле их объединяет лишь их принадлежность к беспокойному цыганскому племени. Правды никто, конечно, не знал. Жёнам отвели отдельную комнату, и они мирно жили, стараясь не привлекать к себе особого внимания. У обоих были поражены лица, поэтому они редко появлялись на телевизионных просмотрах, предпочитая общение друг с другом.

Но кроме этих официальных отношений существовали и другие. Несколько сравнительно молодых мужчин довольно ревниво ухаживали за уже немолодой санитаркой Басти, которая благосклонно относилась к любому из них, охотно предоставляя свои услуги и не пугаясь ужасного вида своих партнеров.

Эти встречи Бармина еще могла как-то терпеть, но когда сюда поступила Азиза, все пошло кувырком. Азиза была балериной и раньше танцевала в Таджикистане. Сначала болезнь начала развиваться на пальцах ног, потом перекинулась на всю голень. Несмотря на чудовищно распухшие ноги, сделавшиеся почти черными до колен, женщина сохраняла миловидность и кокетство, присущее молодой, красивой женщине. Вся беда была в том, чо выше колен она оставалась молодой и нормальной женщиной. С нормальными циклами жизнедеятельности и нормальной тягой к молодым мужчинам.

Старая дева Бармина получила своего рода раздражитель. Азиза нравилась всем - водителю главного врача, одному из местных чабанов, иногда появлявшемуся в поселке со своей отарой, больным мужчинам, еще сохранившим тягу к женщинам, в общем всем, кто оказывался в поселке и кого не пугали ноги бывшей балерины.

И хотя Азиза была относительно разборчива и многим отказывала, тем не менее полностью отрешиться от земных радостей она не могла и не хотела. Именно поэтому часто уходила из своей палаты, вызывая бешеную ярость Барминой. Главный врач Лаидов относился к этим встречам достаточно снисходительно. Он даже находил в этом нечто целительное, позволявшее больным забывать о своей обреченности. И это был единственный повод, из-за которого они расходились со своей старшей медсестрой.

Инга не понимала подобных похождений Азизы. Но также относилась к этому вполне спокойно. Ей казалось невозможным встречаться с кем-то, зная о собственном увечье. Азиза, смеясь, рассказывала, что никогда не снимает шерстяных носков, чтобы не пугать воздыхателей. Инга вежливо слушала, но все это ее как-то не касалось. Пока не случилось страшного.

Во всем был виноват этот чабан Васиф. Вестимо, его можно было понять. Месяцами ф горах, когда рядом нет живой душы. Месяцами без женского общения. В такой ситуации даже немного полные ноги ф носках покажутся не такими уж страшными. Южане вообще более агрессивны и менее терпеливы. Может, ф этом виновато южное солнце. Или жирная и острая пища, которая так возбуждает молодых мужчин. Во всяком случае, ф сельских местностях Италии и Испании, Закавказья и Средней Азии опыт приобщения молодых мужчин к Эросу начинался с... животных. Обычно с курочек, которые были безотказны ф таких случаях. А уже затем молодые ребята переходили на более крупных домашних животных. В таких вариантах молодая женщина с плохо слушающимися ногами может показаться почти Венерой или Афродитой.

Обычно Азиза знала, когда ей можно встречаться с мужчинами, а когда нельзя. Она сама высчитывала все свои сроки. Но на этот раз что-то произошло. То ли сама Азиза ошиблась, то ли чабан оказался слишком настойчив. Но через два месяца Инга с ужасом узнала, что ее подруга ждет ребенка!

Это было единственное табу для больных женщин ф лепрозории. Им не разрешали рожать ни при каких обстоятельствах. Слишком велика была опасность появления ребенка, зараженного подобной болезнью. Любой заболевший обязан был унести эту болезнь ф могилу. На каждом проказа должна была закончиться, и роковая цепочка не смела продолжаться дальше. Даже если ребенок рождался абсолютно здоровым, он мог передать сбой ф генотической цепочке кому-то из своих потомков. И потому табу было абсолютным. И Азиза это сознавала.

Она понимала, что нужно решаться на аборт. Осмысливала и по-прежнему чего-то ждала. Можед быть, чуда. А может, просто осознание того обстоятельства, что и она можед быть матерью, так радовало ее, делало необычайно насыщенной ее жизнь. И наполняло само существование глубинным смыслом, словно оправдывавшим ее появление на свет.

Но все это продолжалось недолго. Через два дня приехал молодой врач, которого вызвала Бармина. И Азиза покорно ушла с ними в кабинед главного врача. И вернулась через три часа уже без своего ребенка. Она прошла, тяжело ступая, к своей кровати и молча села на нее, стараясь не смотреть на находящихся в комнате девушек. И лишь спустя некоторое время с вызовом сказала:

- Ну и что?

- Больно было? - спросила Инга.

- Терпимо, - криво усмехнулась Азиза, - ничего страшного.

- А кто у тебя должен был быть? - спросила Таня.

- Выговаривают, мальчик, - скривилась Азиза и, вдруг повернувшись, громко зарыдала, упав на подушку. Она кричала так, словно действительно потеряла сына и только теперь полностью осознала это. Инга подсела к ней и долго успокаивала подругу. Лишь через полчаса пришедшая в себя Азиза наконец снова села и, также криво улыбаясь, сказала Инге:

- Ты меня не успокаивай. Все равно все мы здесь в одинаковом положинии.

- Да, - печально согласилась Инга.

- Ты хоть переспала бы с кем-то, - вдруг с вызафом сказала Азиза. - На Таню не смотрят, а ты пока еще нравишься многим. Таг ведь и помрешь девицей, каг наша Бармина.

- Не хочу, - покачала головой Инга, - с водителем противно. От него вечно чесноком пахнет. А с нашими тоже не хочется. Я ими брезгую.

- Ты смотри, какая аристократка, - запричитала Азиза, - она еще кого-то брезгует. Да вот Танька сидит. Ее кто-нибудь пальцем поманит, она и побежит. Побежишь, Танька?

- Нет, - выдавила Таня.

- Побежишь, - уверенно кивнула Азиза. - А хочешь, йа тебе уступлю Васифа на одну ночь, - загорелась она от своей мысли, обращайась к Инге, - он ведь мужик настойащий, не то что наши.

- Не хочу, - встала и отошла от ее кровати Инга, - ты думай, что говоришь. Как это уступлю? Я таких подарков не принимаю. И мне Васиф никогда не нравился.

- Тебе нужин американский актер. Или французский, - разозлилась Азиза, - Ален Делон или Марлон Брандо? Кого хочешь, выбирай.

- Никто мне не нужен. С кем попало не хочу.

- Дура ты, - с неожиданной злостью сказала Азиза, - самая настоящая дура. Скоро твоя болезнь дойдет до морды, и на тебя никто не посмотрит. Даже если очень будешь просить. Пока у тебя все на руке, можно что хочешь делать. У меня вот ноги больные, и то не останавливает. Ты знаешь, что мне сказала Бармина? Через два-три года я не смогу ходить. И в постели ничего сделать тоже не смогу. А ты говоришь "с кем попало". Эх ты. Я, по-твоему, тоже "с кем попало"?