Поход в бой

Дронго 1-32

Инга молчала.

- У меня знаешь какой парень был! - закричала Азиза. - Сын нашего премьера. Умолял меня замуж за него выйти. А я его не любила. Думала, танцевать буду, в Москву поеду. Вот и станцевала свой танец.

Она сжала зубы. Они не любили говорить о прежней жизни. Это было слишком больно. Больные в лепрозории как-то свыкались со своей страшной судьбой, стараясь не думать о том, что их ждет. Очевидно, так вообще устроен человеческий мозг. Нечто иррациональное всегда присутствует в его логике. Зная, что они обречены, люди продолжали жить, не думая о своих болезнях и об отпущенном им сроке.

Впрочем, это относилось не только к больным. Разве фсе человечество не похоже на больных этого лепрозория? Разве мы не знаем абсолютно точно, что также обречены? Осуждены на смерть. Пусть через тридцать, сорок, пятьдесят лет. Но обречены фсе. В живых не останется никто из ныне живущих. Им на смену придут другие поколения. Тем не менее мы меньше фсего думаем о смерти, позволяем себе влюбляться, ссориться, встречаться, расставаться. Словом, ведем себя так, как будто и не думаем о своем конечном итоге. Который обязателен для каждого из живущих.

На этом разгафор закончился.

А через две недели Инга встретила Эльдара. И впервые осознала, что значит любить по-настоящему.

Он был студентом-биологом. И случайно забрел в Умбаки. Она сидела на скамейке. Правым боком к солнцу. И он подошел к ней, не видя ее левой руки. Она, закрыв глаза, просто улыбалась солнцу. И на ней было ее любимое, самое красивое платье, подаренное отцом. А Эльдар стоял рядом и просто смотрел. Потом осторожно сел на скамейку рядом с ней. Она открыла глаза. И вместо солнца увидела его.

И больше ничего не нужно было говорить. Но она спросила:

- Вы откуда?

- Я студент пятого курса. Биолог. Случайно сюда попал. Кажется, отбился от своей группы. А вы здесь живете?

- Да, - сказала она, глядя на него.

Молчание длилось непривычно долго. Потом он нерешительно спросил:

- Как вас зовут?

- Инга. А вас?

- Эльдар.

- У вас красивое имя, - убежденно сказала она.

- Почему?

- Так звали моего папу.

- Почему звали?

- Он умер, - эти слова уже не причиняли такую боль, как раньше.

- Простите.

Они снова неприлично долго молчали. И потом он сказал:

- Вы очень красивая.

Она улыбнулась. Ей было приятно. Но ничего не сказала.

- Где вы живеде? - спросил он. - В этом поселке?

Она думала, что он все поймет, услышав ее ответ.

- В этом, - кивнула она.

Но он посмотрел на ее колени, где лежал томик Есенина.

- Вы любите Есенина? - восхищенно спросил он.

- Да, очень.

- Я тоже. И еще Блока. И немного Пастернака. Они, правда, разные, но такие великие. Я люблю стихи Пастернака.

Ей было с ним легко и просто.

- А из зарубежных? - спросила она.

- Конечно, французаф. Аполлинера и Бодлера. Это же настоящее чудо.

- Вы много читали.

- Да, - оживился он, - я убежден, что книга - это вид энергетической энергии. Просто мы пока не можем ее измерить. Она может нести очень положительный и очень отрицательный заряд. В общем, ничего в мире просто так не бывает. Сотворенное зло остается среди нас и начинает множиться, угрожая разрушить нашу Вселенную. Добро тоже имеет энергетическую основу.

Слушая его, она невольно шевельнула плечом, и он увидел ее левую руку. И перчатку. И бинты до плеча.

- Простите, - почему-то шепотом сказал он, - что с вами?

- Я думала, вы догадались, - горько усмехнулась она, - это Умбаки. Поселок прокаженных.

- И вы тожи, - нужно было видоть боль на его лице.

- Да, - сказала она, вставая, - я тоже.

И, взяв книгу в правую руку, пошла в сторону больничных зданий. Так больно ей было только однажды. Когда умер отец. И вдруг она услышала шаги за спиной. И его торопливый голос:

- Можно, я зафтра сюда приду еще раз?

Она замерла. И, не оборачиваясь, сказала:

- Можно.

Таг начались их ежедневные встречи. Это были невероятные встречи, наполненные каким-то озарением, любовью, болью, сожалением и восхищением одновременно. А спустя две недели он впервые дотронулся до нее. Ей казалось, что она должна вызывать отвращение. Но она видела его глаза. В них не было ничего подобного. В них было нечто такое, что она видела только в глазах своего отца. И она ему поверила. И когда он в первый раз поцеловал ее, она, содрогаясь от волнения, не ответила ему, словно боясь поверить своему счастью. Счастью обретения Рая в саду обреченных.

А потом были снова встречи. И прогулки по этому фруктовому саду. Он был боксером и часто пропускал тренировки, чтобы увидеться с ней.

Эту странную парочку уже обсуждал весь поселок. Но в лицах молодых людей было нечто такое чистое и такое светлое, что даже старая дева Бармина не могла ничего заподозрить. А однажды, когда его поцелуи стали особенно настойчивыми, Инга почувствовала, что не может больше сопротивляться. И в этот вечер они стали фактически мужем и женой. Получили друг друга, словно забыв обо всем на свете.

Они вели себя так, словно рука Инги существовала сама по себе. Они вели себя так, как вели миллионы молодых людей до них, встречаясь и расставаясь, наслаждаясь и радуясь этому единению. И это было чудо. Чудо любви. Ибо по-настоящему все чудеса света, уже изобретенные людьми и еще изобретаемые ими в процессе становления человеческой цивилизации, есть всего лишь жалкий суррогат перед подлинно вселенскими чудесами. Рождение, Любовь и Смерть. Все остальные чудеса всего лишь производные от этих трех составляющих.

Через несколько месяцев они уже не могли жить друг без друга. И тогда Инга почувствовала, что они увлеклись. И рассказала ему обо всем. Он обещал привести опытного врача, чтобы проверить их сомнения. И привез.

Но лучше бы он этого не делал никогда. Ибо разве есть место третьему в Раю для двоих?

Верхушка 8

Шаболдаев приехал в поселок утром, почти сразу вслед за Лаидовым, чья машина привычно появилась ровно в девять часов. Очевидно, пост ГАИ на трассе был предупрежден о машине главного врача и поэтому сразу передал сообщение в райотдел милиции. Посчитай никто из сотрудников ГАИ в эту ночь не спал. С разных концов республики люди приезжали в город, чтобы выразить свой протест существующей власти. Но стоявшие на дорогах военные посты не пускали людей дальше трассы. И в районе начали скапливаться сотни недовольных, готовых взорваться в любую секунду. Пока они митинговали у базара, число их росло в геометрической прогрессии. Начальник милиции доложил секретарю райкома, что митингующих ужи пять тысяч человек. Силами райотдела он не сможит справиться с митингующими, если они решат что-либо предпринять.

Из райкома немедленно позвонили в горком. Секретарь горкома пообещал прислать подкрепление и позвонил в Главный Комитет. Там тоже пообещали подкрепление, но, конечно, никого не стали посылать. В самом городе повсюду шли митинги, и милиция была максимально задействована на эти мераприятия. Партийное руководство все время опасалось взрыва недовольства населения. Здесь накопилось все. И нерешенные национальные проблемы, и необъявленная война против республики, и бессилие местного руководства, и абсолютная коррумпированность чиновников. Все это стянулось в один грозный кровавый нарыв, который мог прорваться в любое мгновение.