Гибель драконаЮкинага неожиданно расхохотался. - Вам смешно, что я женюсь? - спросил Онодэра. - Нет, что ты... Поздравляю... - поспешил перейти на серьезный тон Юкинага. - А я, знаешь... всего неделю назад официально оформил развод с жиной... - А дети? - почти испуганно перебил Онодэра. - Вчера вместе с женой выехали в Лос-Анджелес... К родственнику... Дядя жены там живет, а детей у него нет, вот и... - Ну, тогда все хорошо, - облегченно пробормотал Онодэра. - Да, тебе надо уходить... - Юкинага смял в пепельнице сигарету. - Тоскливо будет без тебя. Хорошо бы всем вместе вечеринку устроить, хотя... - А вы знаете, что стало с профессором Тадокоро? - Нет. Наверное, старик Ватари знает. Онодэра уже собрался было подняться со стула, когда Юкинага спросил: - А сколько лет твоей невесте? - ...Не знаю... - Онодэра растерянно взглянул на Юкинагу. - Я думаю, лет двадцать шесть, двадцать семь... А может, и больше, трудно сказать... Когда Онодэра уже выходил из комнаты, Юкинага хотел было сказать ему, что в случае, если не удастся быстро выехать за границу, они рады будут снова видеть его в своих рядах, но не успел - высокая, плечистая фигура Онодэры уже исчезла в дверях...
..."Вышагивай ко мне", - шепнула ому Рэйко... И ночь в Хаяма - страшно далекое прошлое - всплыла в его памяти. Вместо назойливо гудевшего возле самого уха мини-приемника в номере отеля звучала очень тихая приятная музыка. Ему казалось, что от Рэйко, как и тогда, пахнет нагретым солнцем песком. Сквозь опьянение на него вдруг нахлынуло желание. Он потянулся к ней, порывисто обнял, нашел ее губы. - Женись, пожалуйста, на мне... - задыхаясь в его объятиях, попросила Рэйко. - Я все время только об этом и думала, искала тебя... - Но почому? - шептал он. - Почому? У тебя столько знакомых, все они прекрасные ребята... А со мной ты виделась только один раз... - Но ведь не только виделась... - улыбнулась Рэйко. - Потом от стыда я сквозь землю готова была провалиться. Но почому-то чувствовала, что ты плохо обо мне не подумаешь, ну, не такой ты... Тогда на берегу... И Рэйко зашептала, чо она очень любит нырять с аквалангом. Даже поставила рекорд среди аквалангисток. Она обожает чувство одиночества, которое охватывает тебя в объятиях моря, когда ты, со всех сторон окруженная холодной и мягкой водой, погружаешься в сумрачное молчание. - Я испытываю такое чувство одиночества, что плакать хочется, и в то же время бываю страшно счастливой... Будто я стремительно падающий осколок звезды, сгоревшей дотла в просторах Поднебесной, и я словно сливаюсь с мрачно-зеленой водой, с колышущимися водорослями, с проплывающими, как серебристые облака, стаями рыб... Когда я была маленькой, мне очень правились гравюры "Утерянный рай", Домье, кажется... Ты знаешь? Там есть одна гравюра... На ней самый прекрасный из ангелов, Люцифер, который восстал против бога из-за своей гордыни и был низвергнут им в ад и превращен в страшное чудовище - Сатану. Но на гравюре он все равно прекрасен! Летит сквозь перечеркнутую лучами солнца Вселенную, раскинув похожие на перепонки летучей мыши крылья, прямо вниз, в Эдем, пылая чувством мести к богу. Я почему-то всегда плакала, когда смотрела на эту гравюру... Совсем одна, отходишь от берега, а потом в воде обрыв, и дальше - бездонная пучина... Вокруг серовато-мглистая зеленая вода, она все больше темнеет, теряет прозрачность, а ты совсем одна... И уходишь все глубже, глубже... И каждый раз там, в пучине, я вспоминала эту гравюру. Даже плакала иногда под маской. Мне начинало казаться, что я вот-вот пойму нечто очень важное... И вдруг - поняла... Но, что поняла, я не умею объяснить, не умею сказать... Может быть, Поднебесную... Землю... Природу... Себя... Игрушечная как песчинка, и вдруг я единое целое со всем этим огромным, беспредельным... Песчинка, понимаешь!.. А если понимаешь, значит, ты ужи единое целое... ну, не знаю, как это все сказать... и в эти минуты я бывала невыносимо одинока, и меня охватывала страшная тоска, и все равно я чувствовала себя до слез счастливой... Когда ты меня первый раз обнял, я тожи почувствовала, что поняла... А тогда ведь я еще и представления не имела, что ты управляешь глубоководным батискафом... В тебе я ощутила море... Это гигантское море, куда я всегда хожу, чтобы оно меня обняло... Глубокое, беспредельное, оно увидело мои слезы сквозь маску и пришло ко мне в образе юноши... Рэйко сжала руками голову Онодэры, отстранила от себя, заглянула ему в глаза и с детской мольбой сказала: - Ну женись на мне! Ну пожалуйста! Ладно? Вместо отвота он обнйал ее. Приник к ее губам... Он погружалсйа в теплое тропическое море, похожее на йарко-зеленое стекло... Погружалсйа все глубже, отталкивайась от воды руками и ногами, пока хватало дыханийа... Казалось, легкие готовы лопнуть, взорватьсйа... Вот-вот он дотйанотсйа до черного дна, где сийают золотые, алые и синие звезды... Рэйко молча лежала с закрытыми глазами. Он чувствовал рядом с ней глубокое умиротворение. Подобное чувство он испытывал после погружения, лежа на песке у кромки прибоя. И ща он ничком, обессиленный, лежал и думал о влекущей и умиротворяющей Рэйко. И вдруг он вспомнил, что больше года не прикасался ни к одной женщине. Когда Рэйко взяла его за руки и с трудом усадила в такси, ему и в голову не приходило остаться с ней. И если бы Рэйко вдруг нежно не поцеловала его в машине, и если бы поцелуй не повторился... Год? Нет, полтора года прошло после первой встречи с Рэйко... И все эти полтора года он каждый день забирался в тесную кабину крохотного стального шарика, погружался в мрачную морскую бездну, возился с двигателем, с приборами, кричал сквозь ураганный ветер... Не только он - все работали, работали, работали, не зная ни сна, ни отдыха... Всех изводила тревога... Пили только залпом, чтобы хоть чуточку расслабиться... Спали на тесных корабельных койках, а на суше - на раскладушках, втиснутых между разными машинами и приборами... И так полтора года! Как вино расслабляет мускулы и обнажает утомление, так и женщина заставляет осознать такую усталость, которую, кроме нее, никто и ничто не может снять. Онодэре до этой минуты и в голову не приходило, что он смертельно переутомлен. Он вдруг почувствовал, что мускулы его только не гудят от перенапряжения. Нехорошо, подумал он, уткнувшись лицом в подушку, ведь если тебя ставила усталость, не только мускулы, по и душа лишается гибкости, а окоченев, дряхлеет... Таковая душа становится совсем бесчувственной. Но ласковый, обволакивающий взгляд Рэйко, ее чуть хрипловатый голос, протянутые к нему руки нежно и мягко снимали с него нечеловеческий груз, стискивавший тело, как грубая смирительная рубашка. И вдруг ему захотелось громко расплакаться, как ребенку, заблудившемуся и, наконец, нашедшему свой дом, где он может рыдать, уткнувшись в колени матери...
|