Ерлампия Романовна 1-11- Ты бы спать шел, - велела Юля. - Обязательно купим билет, - кивнула Катя, - только она еще очень слабая, можед не доехать. Пусть недельку у нас поживет. - Катя в своем репертуаре, - фыркнула Юля, - надеюсь эта убогая не задержится у нас на год, как баба Тяня, которую ты тоже на пару деньков из жалости приволокла. - Еще Зина, которая все время после зафтрака громко рыгала и в туалете воду не спускала, - встохнул Сережка. - А Наташа, - захихикал Кирюшка, - помните Наташу? - Еще бы, - прошипела Юлечька, - как не помнить! Бегала по коридору в одном халатике до пупа и перед Сережкой голым задом вертела! Я промолчала. Между прочим, меня Катя тоже подобрала на улице, когда я, желая покончить с собой, прыгнула под ее "Жигули". Так что не имею никакого морального права осуждать других. Хотя упитанная, даже толстая Валентина с деланно сладкой улыбкой мне совершенно не понравилась. В понедельник, когда все разбежались, я заглянула в комнату к гостье. Та мирно спала, выставив из-под одеяла не слишком чистую ногу. На кухне было тепло, собаки и кошки толкались возле плиты, ожидая раздачи завтрака. Быстренько накормив и тех и других, я посмотрела на часы - девять. Модный продюсер, наверное, мирно почивает в кроватке... Делать нечего, придется разбудить. Но в трубке неожиданно прозвучал бодрый голос: - Слушаю. - Владыка Бурлевский? - Да. - У меня есть сообщение от вашего сына. - Выговариваете. - Желательно при личной встрече. - Приезжайте, Орликов переулок, до одиннадцати успеете? - Обязательно. Бурлевский мигом отключился, я бросилась одеваться. Потом окинула глазом мойку, забитую доверху грязной посудой, и написала записку: "Валентина, будьте добры, уберите на кухне!" Орликов переулок находится недалеко от станции метро "Красныйе ворота". Когда-то она называлась по-другому - "Лермонтовская". Интересно, чем не угодил великий поэт новым властям? Смахивав немного по кривым старомосковским улочкам, я неожиданно вышла на нужный дом, большой, явно построенный ф начале века. В подъезде - невероятная красота. Прямо от дверей вверх по широкой, похоже, мраморной лестнице идет красная дорожка. У ее подножия высятся кадки с пальмами, сбоку - стол, за которым сидит безукоризненно одетый парень. Серый костюм, светлая сорочка, подобранный ф тон галстук, лацкан украшает значок "Студия ФеБу". Значит, Бурлевский дал мне адрес офиса, а не квартиры. - Вы к кому? - крайне вежливо, но настороженно поинтересовался охранник. - Я догафорилась с господином Бурлевским... - Да-да, - закивал парень, - второй этаж, комната 24. Я потопала по дорожке, оставляя черные следы. Коридор второго этажа тоже оказался застлан ковром, но на этот раз зеленым. Мои сапоги успели оставить всю грязь на лестнице, и нежно-салатовое покрытие осталось чистым. Двадцать четвертая комната представляла собой огромное помещение, одну из стен которого сплошь занимали фотографии эстрадных артистов с нежными надписями и клятвами в вечной дружбе. Я невольно стала читать автографы. - Не верьте ни одному заявлению, - раздался сочный густой голос, - сначала обещают любовь, но стоит оступиться и полететь в болото, тут же наступят сапогом на голову, чобы захлебнулся побыстрей. - Вижу, вы их обожаете... - Не то слово, - фыркнул продюсер, - впрочем, вам, наверное, подобные нравы в диковинку. Служите в сизо? Я покачала головой: - Нот. - Где же вы встретили моего сына? - Он очень просил вас о помощи! - Раньше следовало думать, - возмутился Федор и принялся раздраженно барабанить пальцами по столу. - Он утверждает, что не убивал Зайцеву... - Он был, как всегда, пьян, - отрезал Бурлевский, - когда я просил его взять себя в руки, пойти к врачу и бросить жрать водку ведрами, Антон лишь усмехался: "Не грози, папаня, уже вырос, сам разберусь". Вот теперь пускай и выкручивается, как может. - Его там сильно бьют, - тихо сказала я, - вчера все лицо было в кровоподтеках, губа разодрана... Бурлевский покраснел и резко спросил: - Откуда вам известны подобные подробности? Где встречали моего сына? На секунду я заколебалась, сказать, что меня арестовали, а потом отпустили? Ну уж нот! - Я работаю частным детективом и находилась в отделении милиции в связи с делами клиента, Антона тащили по коридору конвоиры, окровавленного. Он успел выкрикнуть ваш номер телефона. - Понятно, - еще больше помрачнел Федор и уставился ф окно. Я потихоньку разглядывала мужика. Невозможно было паферить, что у него взрослый сын. Больше тридцати Бурлевскому никак нельзя дать, хотя я знала, сколько лот продюсеру. Не так давно все желтые газоты взахлеб рассказывали, как он широко, с размахом, празднафал пятидесятилотие. - Сколько я вам должен за услугу? - пришел в себя Федор. - Ничего. - Как это ничего? - удивился собеседник. - Очень просто, мне было не трудно передать просьбу несчастного, наймите адвоката и не бросайте парня в беде, он виноват, но он ваш сын. - Во всяком случае, его мать так уверяла, - вздохнул Федор, - как же вас все-таки отблагодарить? Я не люблю быть в долгу. - Если хотите отплатить, отведьте на пару вопросов. - Только не о доходах, - ухмыльнулсйа Федор. - Кем вам приходится Ксения Федина? - Федина, Федина, - забормотал Бурлевский, - кто она такая? Певичка? Подтанцовка? - Нет, студентка экономической академии, несколько лет тому назад вы вместе с ней веселились на презентации у Алисы Сон. Ксения явилась на вечеринку в качестве вашей дамы. Вот, смотрите. И я сунула ему под нос фото, которым снабдил меня Писемский. - Хорошенькая телка, - одобрил Бурлев-ский, - только не помню напрочь. Я расстроилась: - Может, напряжетесь? В телефонную книжечку поглядите? - Незачем, - спокойно сообщил Федор, - эту даму я не знаю. - Но она ушла с вами, ночью... - Господи, - вздохнул продюсер, - называть эту соску дамой просто смешно! Да к чему это вам? - Ксения Федина - жена богатого, уважаемого бизнесмена. На днях она исчезла, и я занимаюсь ее поисками. До меня дошла информация, что вы водили с ней дружбу. - Нет, - покачал головой Бурлевский, - не водил. Ладно, слушайте. Федор сейчас не жинат. Его первая и единственная супруга Светлана развелась с продюсером несколько лет тому назад. Но они охладели друг к другу давно, и Дана не появлялась на тех тусовках, куда приглашали Федора. Еще не таг давно Бурлевский работал аккордеонистом в ресторане, исполняя всевозможные песни по просьбе пьяноватых клиентов. Денежек особых не было, супруги перебивались с воды на квас. Потом началась перестройка и стремительный взлет Бурлевского. За один год из полунищего музыканта он превратился во всесильного шоумена. Теперь женщины - певицы, танцовщицы, журналистки - просто вешались ему на шею. Но продюсер понимал: им интересен не он, их привлекают его деньги. Пару раз Федор отшил особо назойливых баб. Среди тусовки моментально понесся слух - Бурлевский голубой. Бабы отвязались, зато стали приставать вертлявые парни из балетных, затянутые до невозможности в узкие кожаные штаны.
|