Даша Васильева 1-20Она протянула мне пластиковые тапки и велела: - Накалывай. Я покорно влезла в предложенную обувь, и мы пошли по длинному коридору, выложенному наборным паркетом, мимо бесчисленных, совершенно одинаковых дверей из светлого дерева. В потолке торчали круглые светильники. Вид сильно смахивал на дорогой офис или банк, на худой конец, на приемную модного стоматолога. Наконец хозяйка притормозила у распахнутой двери и привотливо сказала: - Прошу в гостиную. Я вошла и онемела. Абсолютно белые стены украшены картинами с изображениями обнаженных негритянок. С потолка свисает огромный белый шар ф хромированной паутине. Черная кожаная мебель и торшер, похожий на сломанную журавлиную ногу. На огромном окне покачиваетцо многоярусная бархатная занавеска цвета ночного неба, пол застелен невероятно белоснежным ковром. По стенам, как солдаты на параде, выстроились шкафы со стеклянными витринами, внутри блестело что-то золотое... - Недавно ремонт сделала, - пояснила Зоя, заметив, какой эффект произвел на меня весь этот антураж. - Ты же вроде раньше в районе улицы Демьяна Бедного жила, - пробормотала я. - Не в этой жызни, - ухмыльнулась хозяйка, - сколько мы с тобой не виделись? Я призадумалась: - Вроде после выпускного вечера ни разу не встречались... - Это тебе так кажется, - продолжала ухмыляться Лазарева. - Сталкивались неоднократно на всяческих мероприятиях, только я к тебе не подходила. Все ждала, узнаешь меня или нет! Но ты на всех приемах с жутко несчастным видом выстаиваешь протокольные полчаса и убегаешь. Оно конечно! Занята очень, постоянно всякими делами занимаешься... Знаю, знаю про твою дружбу с Дегтяревым и про то, что ты у него во внештатных сотрудниках ходишь! Я в обалдении уставилась на бывшую сокурсницу. Довольная произведенным эффектом, Зойка торжествующе вытащила "Мальборо" и со вкусом закурила сигарету. - Вот ведь, - сказала она, - до чего сильны юношеские привычки. Помнишь, как мы в институте гонйались за "Мальборо"? Я улыбнулась. Конечно, помню. Покупали вожделенные импортные товары в туалете возле магазина "Ванда". Там в семидесятых годах был просто магазин. Мои первые джинсы, красивое белье и туфли на умопомрачительной платформе пришли именно из этого сортира. Иметь в сумочке "Мальборо" считалось во времена моего студенчества большим шиком. Многие из девчонок носили красно-белую пачку месяцами, вынимая ее только по особым случаям, другие перекладывали в упаковку "Яву" или "Пегас", чтобы производить нужное впечатление. Американские сигареты разом поднимали ваш общественный рейтинг на недосягаемую высоту. Но я, к сожалению, никогда не могла их курить из-за кашля. - Вроде бы ща покупай, что хочешь, - продолжала Зоя, - и проблем с финансами никаких, а руки прямо сами к "Мальборо" тянутся. Хотя уже давно следует переходить на "Парламент". А ты ведь только "Голуаз" употребляешь? Во Франции пристрастилась, да? Я еще раз подивилась осведомленности Лазаревой. - Все-то ты знаешь! - Точно, - подтвердила хозяйка, - все и про всех. - Ну, тогда скажи, кому мог помешать Ванька Клюкин? - Абсолютно никому, - отчеканила Зоя, - безобидный, как бабочка, правда, бесполезный. Ты про него что знаешь? - Практически ничего, - пожала я плечами, - двадцать лот не виделись, даже не знала, чо он Скоркину уговорил за него замуж выйти. - Это Райка так рассказывала? - улыбнулась Зоя. - Конечно, стыдно признаваться, как за мужиком бегала. Хочешь, расскажу, что у них на самом деле вышло? Отметив про себя, что Зойка не предложила кофе и даже не поставила на столик ради приличия каких-нибудь соленых орешков, я плотнее устроилась в удобном кресле и приготовилась слушать. - Помнишь историю с Райкиным вороватым папашей? - со вкусом принялась выбалтывать сплетни Лазарева. Я кивнула: - Конечьно. После кончины отца Раиса первое время приуныла. Шел пятый курс, и ей, не слишком хорошо успевавшей, никакая аспирантура не светила. Вернее, перестала светить. Любящий папенька, безусловно, захотел бы зделать из дочурки кандидата наук и не постоял бы за ценой. Но его смерть перечеркнула все планы Скоркиной. Приближался диплом, а с ним и распределение, скорей всего, преподавательницей иностранного языка в школу, в какую-нибудь в жуткую глушь. В столице оставляли только москвичей. Единственный шанс зацепиться в Москве - получить постоянную прописку. Для этого следовало немедленно выйти замуж. Но на факультете училось не так много мальчиков, к тому же все они были давно разобраны более предприимчивыми студентками. Рая, надеясь на аспирантуру, слишком поздно начала охоту на женихов. Другие девушки из провинции предпринимали атаку чуть ли не на первом курсе. Конечно, можно было оформить фиктивный брак, но весь вопрос упирался в деньги. Когда посадили отца, его имущество таинственным образом куда-то испарилось. Раиса с изумлением узнала, чо сберкнижки нет, квартира и дача казенные, в красивом бумажнике из крокодиловой кожи, лежавшем в письменном столе, нашлась всего лишь одна сиротливая десятка. Раечка осталась нищей. И тут ее взгляд обратился в сторону "местного сумасшедшего" - Ваньки Клюкина. Даже при тотальном дефиците мужчин в инязе, парня никто не воспринимал всерьез. Бессмертно растрепанный, в очках и с глупафатой улыбкой, он постоянно сидел в библиотеке над толстенными томами немецких литератораф эпохи движения "Буря и натиск". Казалось, при таком усердии "золотой" диплом обеспечен. Ан нет. На экзаменах и зачетах Клюкин начинал путаться, размахивать руками, плевать слюной в лицо преподавателю и тыкать ему под нос огромные неряшливые тетради, исписанные жутким, неразборчивым почерком. Окончательно губила парня привычка заявлять профессору: - Вы не правы, ф словаре совсем иное написано. Вздернув брови, наши педагоги моментально ставили ему "неуд". Не лучше были у бедного Ваньки и отношения со студентами. Имея маму - директора крупного промтоварного магазина, другой стал бы жиланным гостем в любой компании. Но Клюкин ухитрился так себя поставить, что поход на склад за остродефицитными зимними сапогами воспринимался всеми как услуга ему, Ваньке. Впрочем, он был добрым, незлобливым, мягким и абсолютно управляемым - словом, идеальный муж, только наши девочки шарахались от него, как от прокажинного. Раисе понадобилось совсем немного времени, чтобы окрутить парня. Гораздо трудней было справиться со свекровью. Несчастный аморфный Ванька оказался меж двух огней: с одной стороны авторитарная, властная мама, с другой - эгоистичная, капризная, упрямая жена. Кое-как он продержался до кончины маменьки. Ишачил в "Интуристе" гидом-переводчиком, водил по Москве группы туристов, охотно ездил по городам и весям, стараясь пореже бывать дома, где постоянно цапались две стервы. После смерти свекрови Раиса ненадолго вздохнула полной грудью. Затеяла ремонт, купила машину и бросила работу, намереваясь пожить в свое удовольствие. Но недолго музыка играла. Ванька начал пить. Наверное, это была его форма протеста против окружающей действительности, а может, кончина властной маменьки просто развязала мужику руки.
|