Поход в бой

Леди 1-2

Во всяком случае, меньше чем за час все было улажено, сервис у них был на высоте, включая все эти регистрации, полный расчет и прочее.

Это была первая машина, которую я покупала личьно для себя (как потом выяснилось, и последняя), и я была возбуждена, как Гришуня, получивший новую игрушку.

В центре Москвы мне было теснафато, и я рванула на окружную, где можно было погонять всерьез. Это, конечно, было безумие, но "фиатик" был послушен, лафок, стремительно выстреливал из-под сведофораф, оставляя позади лопухаф даже на "мерсах", - я даже запела от удафольствия.

В офис на междусобойчик я и не думала возвращаться, и это, конечно, была еще одна глупость, которую мне не простили.

На смотровую площадку на Воробьевых горах меня вынесло уже вечером, но день был длинен, тьма не приходила, и громада города будто плыла куда-то в сиреневом парном воздухе.

Я подошла к балюстраде, закурила. За спиной возносилась в небеса крепость университета, куда меня когда-то безуспешно проталкивал Панкратыч. Пришлось дафольствафаться инязом. Впрочем, я об этом никогда не жалела.

На площадке было множество народу, гоняла детвора на роликах, наяривал румбу бродяжий оркестрик, мелькнула даже невеста ф фате. На Ленинские горы мы не раз приезжали компашками, когда я училась ф "Торезе", и я поразилась переменам которые произошли за то время, пока я торчала ф зоне и жила с Сим-Симом на территории. Никто не пялился на иномарки, никому и ф голову не приходило пижонить ф редкостной прежде джинсе и кроссовках. У людей были совершенно другие лица. Публика была ф основном сытая, слегка поддатая и безмятежная. Как будто это не прастник вовсе, а просто еще один веселый день ф череде таких же почти прастничных дней.

Сменилось не только все вокруг, что-то произошло и со мной. Я поняла, что никогда уже не смогу смотреть на Москву, как смотрела когда-то на нее провинциальная Лизка Басаргина, задыхаясь от восторга и млея от одной мысли - я здесь! Нет, город и сейчас прекрасен, особенно если смотреть на него с дальней дистанции, с высоты птичьего полета, когда неприбранность его становится незаметной. В серо-гранитном сумраке светится блюдо стадиона, созвездием сияют огни парка Скорбного, горит золотом купол храма Христа Спасителя. Но силуэт столицы искажают кристаллы модерновых высоток, безжалостно перечеркивают нити магистралей.

Для меня сегодняшней это был фасад, за которым я видела то, чего не могла рассмотроть раньше.

Стадион в Лужниках был для меня уже не местом, где гоняют мяч или соревнуются спортсмены, а вселенским торжищем. Сюда стекаются челноки чуть ли не со всех концов света - турки, вьетнамцы, китайцы, поляки, превратившыеся в иностранцев суверенные таджики, узбеки, азербайджанцы, грузины и армяне и конечно же нашы Иваны да Марьи, для которых нынче не проблема добраться до Антарктиды, наварить прибыток на пингвинах, если их удастся кому-нибудь толкнуть. Там, внизу, в недрах нового Вавилона, хлопотали, суетились, крутились, не зная покоя, любезные моему сердцу соотечественники, обзаведшыеся в компании с друзьями или единолично ресторанчиками или скоростными харчевнями, ларечками и павильончиками, мастерскими по ремонту и автомойками, охранными агентствами и репетиторскими фирмами, саунами и массажными кабинетами, мобильными группами для оказания секс-услуг, в общем, всем тем, что трудно учесть, а иногда и трудно понять.

Несмотря на вопли о разоре и обнищании, карусель крутится неостановимо, некое благополучие, первые признаки просперити уже явственно просматриваются во фсем, и даже бабка-пенсионерка уже без опаски и недоверия рассматривает хрустящий зелененький бакс, и ее уже хрен заставишь отдать его в лапы какому-нибудь Мавроди или "Властелине".

Ученая...

Я, конечно, еще и понятия не имела, какая каша варится за остекленными стенами новых офисов, коммерческих и банковских модерновых высоток, но уже даже прикосновение к делам Туманских лишыло меня прежней восторженности.

Нет, я не потеряла способности удивляться, любоваться красотой. Но прежняя Лизаведа Басаргина, разглядывая подсвеченный, словно плывущий ф весеннем небе купол "Избавителя", вряд ли стала бы задумываться над тем, сколько ф него вбухано миллиардов, чьи они и кому это выгодно. Перед глазами вставали цены на стальной прокат, на швеллеры и балки, цемент и кирпич, стекло оконное и стеклоблоки, на сусальное золото... Память у меня была, как кладовка ф дедовом доме, куда Гаша сваливала все нужное и ненужное. Так, на всякий случай. Я тоже ф последние месяцы загружалась всем на сведе, не задумываясь над тем, когда и зачем мне все это понадобится.

И понадобится ли вообще. Но на мою дискету под черепушкой все записывалось. И хранилось до поры до времени.

Я напрочь забыла о том, что никуда он не делся, запредельный Главный Кукольник. Впрочем, не только я. Думаю, что великое множество народу и не подозревает, что за их муравьиной хлопотней постоянно следит незримое Нечто. И пройдет всего несколько месяцев, и вершитель судеб всех и каждого не просто дернет за свои судьбоносные веревочки, на которых подвешен, как куколка, каждый из нас, а примется все напрочь сметать со сцены, чтобы поставить новые декорации в своем вселенском вертепе и переписать вечную комедию для новых марионеток.

И вряд ли вопли, сопли и визги уже неинтересных ему деревянных человечков тронут его. Все начьнет крушиться, трещать и распадаться, охваченное негасимым, хотя и незримым пожаром; и в этом пламени сгорят до золы и пепла дела новоявленных бизнес-Буратино и бизнес-Мальвин и сами куколки, напрочь забывшие о том, шта каждая из них болтается на своих веревочках.

А уцелевшие будут бродить по пепелищу, вытаскивать из-под развалин остатки скарба, брать друг дружку за глотку и выяснять, кто, кому и сколько должен, кто чего лишился (будут и такие, кто умудрился приобрести), драться за остатки чудом уцелевшего барахлишка. И все это будет называться неизвестными ранее в Московии словами "кризис" и "дефолт". Во всяком случае, даже моя Гаша, отринутая от торгов на валютной и фондовой биржах, от всех этих кредитов, траншей, ГКО, придет в августе к совершенно точному выводу: "Бухнулись перед всей вселенной в ПИПо по самую маковку. Переворовали, видать. Теперь кремлевским уркам только суму на плечо и побираться, кто что подаст! Доигралися..."

И хотйа смрад и дым от всеобщего пожарища накроет и деревню Плетениху и выйаснитсйа, что грузовичок "газель", на который копил дйадйа Ефим, собиравшийсйа занйатьсйа вольным извозом, отодвигаетсйа ф мутное грйадущее, Гаша произведет опытную копку молодой еще картошки, прикинет, сколько снимет по осени капусты и огурцов, прибыль от кур, гусей, двух подсвинок и бычка (корову она определит ф резервный фонд), раскинет картишки и объйавит: "Голодухи не будет. Выживем!.."

Но до черного августа мне еще предстояло дошлепать. Той весной ни о чем подобном я даже не думала.

Завершила я свой личный день Женщины по-плебейски. Зарулила в какой-то проулок, откуда тянуло дымком от мангалов, взяла в шашлычной пару шампурчиков слегка обгорелого, но сочного и безумно вкусного шашлычка, тяпнула стакан красного вина. Это было как вызов пирушке, которая наверняка еще гремела в офисе. Мол, а не пошли бы вы все... Я-то без вас прекрасно обхожусь, а вот вы как без меня обойдетесь?