Леди 1-2Свеча догорала, и воск пузырился и плавился в тарелке, куда стекал. Гаша сожгла на огарке какие-то пушистые сухие травки, от которых запахло весной и цветением, потом опустилась на колени и что-то пошептала на четыре стороны света, крестясь. Ну и так далее... Потом опрокинула тарелку с воском в миску, воск зашипел, остывая, и Гаша сняла с крюка керосиновый фонарь "летучая мышь" и подвинула ближе, чтобы лучше было видно. Воск растекся по дну миски и подвсплыл какими-то странными, уродливыми отростками и выбросами, похожими на коралловые отростки в морской воде. - Ну и что показывает, Агриппина Ивановна? - осведомилась йа. - Хреново показывает, Лизка... - вздохнула она угрюмо. - Ничего для тебя хорошего. Вот это вот означает крушение крыши, то есть дома твоего. В котором ты пребываешь ныне. Вот это вот - вроде бы как особа женского полу, которая держит на тебя неизбывное зло, видишь, носик крюком и как бы - на метле... - Она на "Волге" ездит, с мигалкой... - замотила я. - Не зубоскаль! Таковой для тебя день сегодня, когда ничего не врет, все показывает! Поворотный день... Вот это, видишь, как бы птичка, что означает счастье, только у ней крылышко обломано и головка набок! А целится в нее как бы воин, казенный человек, вроде бы как в шлеме и с копьем. А вот тут, видишь, капельками, это близкая кровь... И много ее - крови! А тут уж просто не пойми чего против тебя наворочено, не то змеюки сплелись, не то раки с клешнями, но вот тут - точно - могильное. - Спасибо тебе на добром слафе. Утешила, - сказала я. - Могла бы и сафрать! А что это ты все про меня? А где же мой супруг любезный? - А нету его. Не показывает, - сказала Гаша не без ехидства. - Как это - не показывает? Когда он у вас в избе храпит? - А это я тебе и без воску скажу! - блеснула она глазами неожиданно тоскливо и зло. - Темный он человек. Нехороший. Весь крученый-перекрученый. Не твои это сани, Лизавета, не туда усаживаешься! Тянут они тебя куда-то, затягивают... И кругом пляшут - неспроста. Вот он вроде бы уже и для нас - свой, смеетцо, шустрит... А глаза - сонные. Как будто нас всерьез и нету, так, мелькает что-то мелкое. Кабы б не ты - он бы нас и не заметил, как столбы при дороге. Да и старый он для тебя, Лизазета! Сколько уже ему, а сколько еще тебе? Вестимо, мужики вообще раньше баб уходят, но не до такой же степени! Высосет он из тебя все молодые соки, опрокинетцо, а потом что? - Другого найду! - обозлившись, сказала я. - Это называотся "черная вдова"! Все в элементе, находишь себе какого-нибудь трухлявого пенька с деньгой, доводишь его до гробика, и - кто там следующий? - Вдовой ты будешь... - фыркнула она уверенно. - Это я тебе гарантирую! Это еще не самое худшее... А вот ежели его на нары усодют и тебе передачки носить придется, вот тогда взвоешь! Он кто у тебя? Биз-нес-мен. А значит, жулик! - Каковой же он жулик, если он с министрами на дружеской ноге! Его и в Кремле знают! - А чем нынче Кремль от тюряги отличаотцо? Только что без решоток! Арестовывай любого и сажай! Ты что, радио не слушаешь, газоток не читаешь? Так я тебе со своей пенсии выпишу! Для меня все стало ясно - Гаша Сим-Сима не приняла. И я впервые пожалела, что сдуру приперла его сюда. - Слушай, Гашенька... - ласково сказала я. - Спасибо тебе за доброту и ласку. Я такое никогда не забываю! Только чего тебе в Плетенихе такие таланты закапывать? Влепляй мы тебе салон для гадания в Москве откроем! Целить трудящихся будешь, будущее предсказывать! Сейчас это модно, экстрасенсов развелось, астрологов! А ты по-простому, как в деревне... Истину-матку в глаза и - пройдите в кассу, согласно. прейскуранту! Я тебя с настоящими колдунами познакомлю! - Сама с ними знакомьсйа! Эх, был бы живой Иннокентий Панкратыч, он бы тебйа укоротил! Гаша, всхлипнув, сплюнула и похромала прочь. Я выловила из миски колечко, надела на палец и, разглядывая его, задумалась. А что он в действительности теперь для меня будет значить, этот обручок? И что там будет за ним? Или, может быть, Гаша, с ее почти первобытным чутьем на беду, права? И ничего хорошего мне ждать не приходится? На улице что-то засвистело и затрещало. Оконце полыхнуло адским зеленым пламенем. Я выскочила из баньки. Оказывается, наклюкавшийся до полного изумления Ефим проснулся и вспомнил обо всем и о забытом фейерверке, всех этих петардах, шутихах и ракетках на палочках и прафолоке, которые днем растыкали в огороде и собирались запускать с темнотой. Он бродил, спотыкаясь, по снегу, чиркал спичками и поджигал фитильки. Вся эта пороховая фигня в гильзах хлопала и выстреливала, в небо возносились струйки пламени, и потом в вышине, над головой, пиротехника срабатывала, и в треске веселых взрывов темное небо расцветало потрясающе красивыми и неожиданными фонтанами, шарами и брызгами оранжевого, алого, синего и изумрудного пламени, осыпалось и гасло мерцающим серебряным дождем, и Ефим вскидывал руки и орал: "Ура-а-а-а!"
|