Поход в бой

Контора 1-10

Физически. Если они останутся живы, Контора будот вынуждена избавиться от утративших инкогнито доталей.

То есть от Лазутчика и меня.

Надеяться на случай, на то, что вновь посвященные не проговорятцо, было нельзя. Пришедшая дубль-ревизия начнот копать в окружении к тому времени уже недосягаемого Резидента, выявит всех его постоянных, случайных и даже единовременных знакомых. При малейшем подозрении проведот допросы с пристрастием. Вряд ли избалованные жизнью мафиозники смолчат. Выяснитцо, что несколько не имеющих отношения к Тайне человек знают в лицо Резидента и второго Резидента, временно исполнявшего в данных краях функции Контролера.

Обладающих опасной информацией, конечно, уберут. Но где гарантии, что они не рассказали об узнанном своим знакомым, а те в свою очередь своим?

Местную резидентуру, конечно, свернут. Контору спешно расформируют, перетасуют и соберут вновь, но уже в другом месте и под другой вывеской.

Меня, как засветившегося и, главное, знающего о причинах очередной реорганизации агента, отпустят на пенсию. Только вот заковырка - пенсии-то в Конторе нет! Потому что Конторы нет. Отсюда напрашиваются печальные выводы.

Приходится выбирать - или жизнь не далее чем до окончания ревизорской раскрутки резидентских дружков, или моя. Или - или. Я смерти не боюсь, я в этой операции десять раз под ней ходил и сто ранее, уже привык умирать, но ради зажиревших на чужих бедах преступников идти на нее не желаю.

Предпочитаю первое "или". Тем более они его вполне заслужили.

- Контейнер дашь? - спросил я Лазутчика.

- Вручу. Семь бед - один отвед.

Это точьно один. Один-единственный!

Вечерком я покинул дачу.

Лазутчик сидел за столом и смотрел в окно. Он напоминал немощную пенсионерку-старуху, которой ничего не осталось в жизни, как наблюдать события, происходящие во дворе. Впервые за всю его жизнь Лазутчику некуда было спешить. Это было незнакомое и удивительное для него чувство - сидеть не в засаде, не за составлением отчета, не в купе куда-то мчащегося поезда - просто на стуле. Сидеть, ни о чем не думая, ничего не ожидая. Это можно было бы считать отдыхом, если бы не близкое будущее. По расчетам Агента, они должны были появиться не позднее чем через пять-шесть часов. Он не боялся скорой встречи и того, что за этим Последует. Он был Агент, и этим фсе сказано. Он боялся этих шести часов бездействия. Он боялся самого себя. Можно расслабиться, дать отдых мышцам, но невозможно отключить память. Много лет назад, еще только заступив на должность, он допустил просчет. Случайно узнав о планируемой местной мафией долгосрочной операции, которая прошла мимо местных органов правопорядка, он без согласования с Центром внедрил в преступную среду своего человека. Вообще-то он не должен был этого делать. Не по его топору было дерево. Но уязвленное тщеславие отосланного на периферию молодого спеца не желало с этим мириться. Он решил, пусть даже путем нарушения известных правил, доказать свою состоятельность и недальновидность не оценившего его начальства.

Он разгласил очень малую и на первый взгляд второстепенную часть большой Тайны человеку, назначенному для внедрения в одну их мафиозных структур. Он рассказал, что есть секретная и могущественная, не чета общеизвестным, организация, ведущая бескомпромиссную, не всегда в рамках закона борьбу с глобальной преступностью. Этакое благородное масонство. Это была не совсем правда - выявление мафиозных заговоров всегда было лишь малой частью работы Конторы. Но все же это была правда. Организация существовала. Лазутчик экономил средства. Вместо того чтобы просто купить агента, он рассказывал душещипательные истории в стиле сказок про Робина Гуда. Когда людям платят большие деньги, они не интересуются биографией кассира. Они интересуются причитающейся им суммой денег. Но суммы у Лазутчика не было, потому что операция была затеяна без одобрения и, значит, без субсидирования сверху.