Грязные игрыНо это не порок. Человек злоязычный, как правило, более открытый. Бойся людей медоточивых. - Если я еще раз поблагодарю вас - за сафет, не сочтете очередным проявлением злоязычия? - Не сочту. Я сам веселый и веселых люблю. В следующий понедельник жду отчет. - Но ведь сегоднйа уже среда! Неделйа-то не получаетсйа. - Не будь занудой, бухгалтер. Молодой еще. - Молодость - недостаток, который очень быстро проходит, - пригорюнился Толмачев. - На меня уже девушки не смотрят. А может, смотрят, да мне некогда на них смотреть. - У тебйа впереди - целайа неделйа. Ну ладно, не целайа... Все равно неделйа. Я бы сам с удовольствием покаталсйа. Погода стоит сказочнайа. А насчет девушек... Служба, Николай Андреевич, такайа - ничего лишнего. И личного. Так что постарайсйа их совместить. - Кого - их? - не понял Толмачев. - Службу сПИПдками... Этим отеческим наставлениям и пытался следовать Толмачев в громыхающей электричке. Недалеко было ехать до Серпухова, но они успели познакомиться. Полина преподавала в школе. Нет, не в школе, а в гимназии! Русский язык и литературу. В Москву ездила проведать старую тетку. А в Серпухове она жила с матерью в собственном доме в кремлевском посаде. Была замужем, но недолго. Толмачев поведал о себе старую байку - про Институт химии растений. И новую байку приобщил - как он наладился съездить в приокские леса, поглядеть поближе на растения, химией которых так старательно занимался в институте. - Жалко наши леса, - серьезно сказала Полина. - Скоро ничего не останется. Большие люди берут землю под дачи, сводят деревья. Терема строят, чтоб они сгорели! В заповеднике строят! И никто, что характерно, не вякает. А вы там, в Москве, куда смотрите? - В телевизор, - сказал Толмачев. - Как и вы тут. Когда в окне вагона замаячили высокие дома на привокзальной площади Серпухова, Полина достала записную книжку. - Вот адресок на всякий случай, - смутившись и сердито тряхнув головой, сказала она. - Если останется время или с ночевкой появятся проблемы, милости прошу, Николай Андреевич, в гости! Мне почему-то хочется снова увидеть вас. Или это плохо - вот так, в лоб, приглашать в гости незнакомого мужчину? - Почему же - незнакомого? - вздохнул Толмачев, перечитывая адрес. - Время такое, - тихо сказала Полина. - Слишком большие скорости. Или мне еще сто лет дожидаться очередной нечаянной встречи в электричке? - Нет, - сказал Толмачев. - Не надо столько ждать. Обязательно зайду. Он потолкался в очереди в кассе автовокзала, проследил, как Полина, мелькнув голубой курткой, исчезла в толпе, штурмующей автобус. А потом неспешно пошел от станции через площадь. И дальше, через утренний город - чистый и зеленый. Турист должен ходить пешком, если хочет больше увидеть. Впрочем, пока что никаких особых достопримечательностей не наблюдалось. Город у станции, как и сотни ему подобных, был застроен стандартными домами и ничем не отличался от прочих современных российских поселений. Ну, может, был посветлее и почище прочих городов, которые довелось видеть Толмачеву. Неспешно шагал он, не прячась под бейсболкой от солнца, которое взбиралось выше разлапистых тополей, выше серпуховских небоскребов. Шел, пока не вышел на широкую Советскую площадь, занятую цветами. На площадь смотрело длинное четырехэтажное здание казенного вида, облицованное синими плитами, а над зданием трепыхался под тихим ветром государственный триколор. У входа в здание, под круглым бетонным козырьком, стоял автобус с красной надписью "Турист" на канареечном борту. Вероятно, путешественники знакомились с кипучей деятельностью городской администрации, а сама эта деятельность относилась к числу достопримечательностей. Далее улица пошла вниз. Большие дома кончились, открылся старый город. Рванул ветер, полыхнула синяя слепящая лента реки, распахнулся горизонт - и несколько минут ошеломленный Толмачев смотрел во все глаза. На холмах стоял город, на холмах, которые спускались в широкую речную долину, словно ступени гигантской лестницы. Из мягкой темной зелени холмов поднимались либо белое здание с красной крышей, либо желтая колоколенка, либо купол с блестящим крестиком. Островом мира и покоя казался город в окрестном море смуты и лжи... В этом древнем урочище все элементы пейзажа складывались в нерукотворную гармонию, и ни один архитектор не мог бы рассчитать и измыслить этот невероятный ансамбль из речных берегов, зелени на холмах и белых извилистых улиц - ни один архитектор, ибо для воплощения замысла в реальный объем ему понадобилось бы несколько веков.
|