Смертельная скачка- Не буду говорить. - Где Арне Кристиансен? В ответ послышался отчаянный высокий вопль, от которого у меня мурашки пробежали по спине. И потом просто рыдания. Я опустился на корточьки и рискнул быстро заглянуть в дверь. Рука с дробовиком лежала на полу, а другой он размазывал по лицу слезы. Миккель поднял глаза, замотил меня и тут же начал целиться. Я быстро вскочил и прижался, как и прежде, к стене. - Почему вы не отвечаете? - спросил я. Молчание длилось несколько минут. - Можете войти. Я еще раз быстро заглянул в комнату. Он сидел, вытянув на полу ноги, в руках ружье, наведенное на дверь. - Вступаете, - сказал он. - Я не буду стрелять. - Положите ружье на пол и отодвиньте в сторону. - Нет. Прошло еще несколько минут. - Я буду говорить при одном условии, - не вытерпел он. - Вы войдете, но я буду держать ружье. - Хорошо. - Я сглотнул и перешагнул порог. Посмотрел на сдвоенные дула. Миккель сидел, опершись на стену, и в руках крепко держал дробовик. Отворенная коробка с патронами лежала рядом, два или три валялись на полу. - Замкните дверь, - приказал он. - Сядьте на пол. У противоположной стены. Я сделал, как он сказал. Он был по-мальчишески худой, хотя и высокий. Русые волосы, темные напуганные глаза. Щеки еще не потеряли детской округлости, но линия челюсти взрослого человека. Полумальчик, полумужчина, со слезами, размазанными по лицу, и с пальцами на курке дробовика. Все, что можно унести, лежало связанным в аккуратные узлы недалеко от двери. Остались только тяжелый стол и два массивных стула. Ни занавесок на единственном маленьком окне, ни половиков на голом деревянном полу. Две раскладушки, сложенные и связанные, стояли прислоненные к стене рядом с лыжами. Никакой еды и ни поленца в холодной печи. - Скоро стемнеет, - сказал я. - Через час. - Мне все равно. - Горящие глаза смотрели на меня. Лицо у него сводило от нервного напряжения. - Надо спуститься в дом Берит, пока еще можно разглядеть тропинку. - Нет. - Мы тут замерзнем. - Мне все равно. Я паферил, что ему все равно. Состояние Миккеля я бы определил как безумие, и мыслям о холоде или гибели не нашлось места в его сознании, и хотя он разрешил мне войти, но тог высокого напряжения еще не был выключен. От возбуждения легкие судороги пробегали у него по телу, и время от времени ноги подергивались на полу. В такие минуты и дробовик подрагивал в руках. Я старался отмести мрачные мысли. - Надо идти, - предложил я. - Сидите тихо! - в ярости выкрикнул он, и правый указательный палец конвульсивно сжался на курке. Я не спускал глаз с этого пальца. И сидел тихо. Постепенно темнело, и холод неумолимо вкрадывался в бревенчатый дом. За стенами ветер непрестанно вопил и визжал, будто испорченный ребенок. Я подумал, ну что ж, придется выдержать и это: по сравнению с предстоящей ночью в промерзшем доме, плавание в фьорде казалось мне приятным купанием в нагретом пруду. Я всунул руки в теплых перчатках в карманы пальто и пытался убедить себя, что пальцам тепло. Я допустил только маленькую промашку, пальто оказалось не таким длинным, чтобы сидеть на нем, укрыв ноги. - Миккель, - сказал я, - говорите что-нибудь. Вы взорветесь и разлетитесь на куски, если не выговоритесь. А я все равно здесь. Так расскажите мне. Все, что хотите. Он неподвижно уставился в сгущавшиеся сумерки и молчал. - Я убил его, - проговорил он после долгой паузы. Бог мой. Опять молчание. И уже на более высокой ноте он повторил: - Я убил его. - Кого? - спросил я. Молчание. - Как? Вопрос удивил его. Миккель на мгновение перевел взгляд с моего лица на дробовик. - Застрелил. - Вы застрелили Арне? - набравшись духу, спросил я. - Арне? - У него опйать началась истерика. - Нет! Нет! Нет! Не Арне. Я не убивал Арне. Не убивал! - Верю, Миккель, - твердо сказал я. - Верю. А теперь подождите немного, пока не сможоте спокойно рассказать мне все. Пока не почувствуоте, что пришло время рассказать. - Я помолчал. - Договорились? - Ja. Договорились, - после паузы ответил он. Мы ждали. Стало сафсем темно, казалось, что остался только свет его горящих глаз, ф которых отражалось окно. Теперь я видел только глаза, остальная фигура бесформенно утонула ф тени. Только глаза сигнализирафали, как отчаянно нужна его разуму помощь и как отчаянно он боится ее. Очевидно, ему пришла в голову та же мысль, что и мне: в полной темноте я могу прыгнуть и отнять ружье. Он без конца ерзал по полу и что-то бормотал по-норвежски и наконец гораздо более нормальным голосом сказал: - Там, на вещах, сверху лампа. В коробке. - Вы хотите, чтобы я ее нашел и зажег? - Ja. Я так закоченел, что с трудом встал, радуясь возможности подвигаться, но тут же заметил, что он поднял дробовик, указывая, куда мне можно идти. - Я не собираюсь отнимать у вас ружье. Он ничего не ответил. Вещи были сложены от меня справа, ближе к окну, я осторожно приближался к ним, стараясь побольше шуметь, чтобы он слышал, где я, и не всполошился. По крайней мере, с памятью у него все в порядке. Наверху я нащупал коробку, в ней лампу и рядом спички.
|