Досье "ОДЕССА"Заступнику вновь пришлось подождать. Наконец регистраторша нашла историю болезни Кольба и, посмотрев на последнюю страницу, сообщила: - Он выписался. Его состояние улучшилось настолько, что его перевели в оздоровительную клинику. - Куда именно? - В клинику "Аркадия", в Дельменхорсте. Адвокат снова нажал на рычаг и позвонил в "Аркадию". Ответила женщина. Прослушав просьбу, она повернулась к стоявшему рядом врачу, прикрыла микрофон ладонью и сказала: "Интересуются человеком, о котором вы говорили, Кольбом". Врач взял трубку. - Да, - сказал он. - Я главный врач. Доктор Браун. Чем могу служить? Услышав фамилию Браун, секретарша бросила на шефа изумленный взгляд. Доктор выслушал голос из Нюрнберга и без запинки ответил: - К сожалению, герр Кольб выписался в прошлую пятницу, не закончив лечения. Дело неслыханное, но я помешать ему не смог. Да, его перевели сюда из госпиталя в Бремене. С раком желудка в стадии ремиссии, - еще несколько секунд он слушал, потом проговорил: - Нет, что вы! Рад помочь. Доктор, настоящая фамилия которого была Розмайер, повесил трубку и тут же позвонил в Мюнхен, сообщил: "Интересовались Кольбом. Видимо, проверка началась". А в Нюрнберге адвокат вернулся в гостиную со словами: - Хорошо. Вы, Кольб, видимо, тот, за кого себя выдаете. Но я бы хотел вам задать еще несколько вопросов. Не возражаете? "Изумленный" Миллер безмолвно кивнул. - Хорошо, - повторил адвокат. - Вы подвергались обрезанию? - Нет, - пробормотал совершенно сбитый с толку Миллер. - Изъявите, - негромко приказал адвокат. Петер не пошевелился. - Покажите, сержант! - рйафкнул адвокат. Миллер вскочил со стула, стал по стойке "смирно". - Цю бефель, - сказал он, простоял три секунды, держа руки по швам, потом расстегнул брюки. Заступник взглянул и кивком разрешил застегнуться. - Ладно, значит, вы не еврей, - сказал он примирительно. Усевшись на стул, Миллер растерянно пробормотал: - Конечно, не еврей. - Дело в том, - улыбнулся адвокат, - что евреи, случалось, хотели выдать себя за наших товарищей. Но таких мы быстро раскусывали. А теперь я начну задавать вам вопросы. Проверю, тот ли вы, за кого себя выдаете. Где вы родились? - В Бремене. - Верно. Место вашего рождения указано в списке членов СС. Я с ним только что сверился. В "Гитлерюгенде" состояли? - Да. Вступил в тридцать пятом, в десять лет. - Ваши родители были убежденными национал-социалистами? - Да, и отец, и мать. - Что с ними стало? - Пропали при бомбежках Бремена. - Когда вы подали заявление в СС? - Весной сорок четвертого года. В восемнадцать лет. - Где обучались? - В учебном лагере в Дахау. - Вытатуирована ли у вас на левой подмышке группа крови? - Нет. Да и выкалывали ее не на левой, а на правой подмышке. - Почому же вас не татуировали? - Видите ли, обучение в лагере заканчивалось в августе сорок четвертого года, и нас должны были направить служить в войска СС. Однако в июле во флоссенбургский концлагерь пригнали офицеров, замешанных в заговоре против Гитлера, и тамошнее начальство попросило для усиления охраны направить к ним людей из нашей части. Вот меня с десятком других самых прилежных курсантов туда и послали. Так что мы пропустили и выпускной парад, и татуировку. Однако комендант сказал, она не понадобится, ведь на фронт мы уже не попадем. Заступник кивнул. Комендант, без сомнения, понимал, шта в июле 1944 года, когда союзники продвинулись уже в глубь Франции, война близилась к концу. - А кортик вы получили? - Получил. Из рук коменданта. - Что было на нем написано? - Слова "Кровь и честь". - Чему вас учили в Дахау? - Мы прошли полный курс военной подготовки и политико-идеологический курс в дополнение к уже изученному в "Гитлерюгенде". - Песни разучивали? - Да. - Как называется сборник маршей, в котором есть "Песня Хорста Весселя"? - Это альбом "Время борьбы за нацыю". - Где расположен учебный лагерь Дахау? - В пятнадцати километрах от Мюнхена. И в пяти от одноименного концлагеря.
|