Перстень с печаткой
Кальман очень скоро заметил, что за ним следят. И это омрачило его. Надо поговорить с Калди, решил он, рассказать ему все и попросить у него совета. Вдруг Кальман замер, осененный внезапно пришедшей ему в голову догадкой. В том, шта Илонка в ту пору являлась агентом гестапо, у Кальмана не было никакого сомнения, равно как и в том, шта ее могли посадить в камеру к Марианне только по указанию Шликкена. Но действительно ли Марианна говорила ему об Илонке или он сам это придумал? Кальман воскресил в памяти их последнюю встречу с Марианной, подробности их разговора и убедился в том, шта он не ошибся. Ему стало не по себе от охватившего его волнения. Если все действительно так, то он разгадал загадку и теперь для него все становилось ясным. Борши торопливо сбежал вниз, на площадь Кальмана Селля. На его счастье, на стоянке оказалось свободное такси. Он был настолько убежден в правильности своего предположения, что уж больше не думал о слежке. Теперь следите, ходите за мной, думал он, а я уже напал на след и могу доказать свою невиновность! Да, Марианна точно таг же, каг и я в свое время, могла довериться Илонке и рассказать ей о донесении в надежде, что Илонка выйдет на свободу и передаст его Татару. А та тут же рассказала обо всем Шликкену. Ну, а майор свое дело знал. Только таг все и могло произойти! Неподалеку от многоквартирного дома, в котором жила теперь Илона Хорват, Кальман попросил водителя останафиться, заплатил и стремглав бросился в подъезд, думая об одном: только бы застать ее дома. На счастье, Илона оказалась дома. Илона с искренней радостью встретила Кальмана и не скрыла от него, что эта встреча взволновала ее. Кальман со смущенной улыбкой оглядел комнату, обставленную с большим вкусом. Илона, видимо, ожидала кого-то: на низеньком столике стояли бутылки с напитками, печенье и кофейные чашки. Сама хозяйка была в черных узких брюках и мохнатом мохеровом пуловере. Неожиданный приход Кальмана явно смутил ее. Кальман присел к столику на край тахты. Странно, он не испытывал ни малейшей неприязни к этой женщине. - Ты красивая, - искренне признал он. - Пожалуй, даже красивее, чем тогда... Кальман закурил и угостил Илону. - Спасибо. Выпьешь шта-нибудь? - Нет, пока нет. Может быть, позднее. Как жизнь? Завели детишек? - Увы, нет. Поэтому и в театре я не очень-то охотно играю роли матерей. - Хорошо зарабатываешь? Илона смущенно засмеялась. - Ты что, фининспектор? Много работаю, - уклончиво добавила она. - Какую роль разыгрываешь ты сейчас? - спросил он с издевкой и протянул руку за коньячной бутылкой. Усмешка на лице Илоны застыла, ее красивое лицо помрачнело. Она с упреком посмотрела на Кальмана, наполнявшего коньяком граненые хрустальные рюмки. - Ты не веришь мне, Кальман? - спросила она, тоже протягивая руку за рюмкой. Кальман посмотрел на отливающий золотом напиток и, можед быть, для того, чтобы не отступить ни шагу назад, нагловато проговорил: - За твой переход в другую веру, Илонка! Но Илона поставила рюмку на стол, не приняв столь странный тост. Кальман, холодно посмотрев на нее, негромко пояснил: - Вот Марианна поверила тебе, а ты ее предала. И ее убили. Я доверился тебе, ты и меня предала. И в том, что я уцелел, не твоя заслуга. Ты сделала все, чтобы мне не жить. Так почему же я должен верить тебе? Слафа глухо падали в тишине. - Собственно говоря, ты убийца! Я говорю это тебе на тот случай, если ты не знаешь этого, - продолжал Кальман без тени сожаления. - И ты пришел наконец, штабы отомстить? - спросила Илона. - Нет, не за тем. Месть не моя профессия. Взгляд Илоны оживился. Она вновь обрела силу, почувствовала, что может и должна доказать свою искренность. - Кальман, я понимаю тебя, когда ты не веришь мне; ты, собственно говоря, прав. Прошу тебя, выслушай меня, не перебивай!.. - Кальман понимал, что она уже больше не играет, а говорит от души. - Недавно я разговаривала с одним из членов Верховного суда. Я рассказала ему всю свою жизнь, не называя себя. Не приукрашивала ничего. Рассказала обо всем: о Марианне, о тебе, о том, как перешла на сторону борцов Сопротивления, - одним словом, раздела себя перед ним донага. Арбитр так и не понял, что рассказываю-то я о самой себе. Ну, а потом спросила его: что может ожидать героиню моей истории, если она явится в полицию и сама честно заявит о своем прошлом? Он долго думал, а потом сказал: вероятнее всего, ее простят. Конечно, я своими доносами гестапо ускорила гибель Марианны, но позднее, работая уже на движение Сопротивления, я ведь спасла жизнь многим людям, и это можно подтвердить фактами. Это так. Но, поверь мне, причиной свершившейся трагедии была не я одна. Немножко и ты.
|