Я - вор в законе 1-3Не зря же существует правило - держи оружие и патроны отдельно друг от друга. Пистолеты нужно поменять так, чтобы у Петрова на время дежурства оказался его собственный, а сам он возьмет его "ствол". И когда Дима начнет баловаться полным разбором оружия, он незаметно подойдет к нему сбоку и влепит горячий свинец в правый глаз. Высветится банальная история: парень решил посмотреть "ствол" на вздутие, а тот вдруг неожиданно разрядился. Останется только вложить покойному в ладонь его собственный пистолет, а личный потихонечку упрятать в карман. После чего незаметно выскользнуть в сортир и просидеть в нем весь шухер с опущенными штанами. А когда произведут экспертизу оружия, то обнаружится очень неприятная вещь: оказывается, на этом "стволе" имеется такой грешок, как тройное убийство. В этот день Иван Степанович немного подзадержался. Никто не удивился его желанию немного продлить смену, подобное и раньше случалось не однажды. Все-таки со многими охранниками его связывали годы дружбы, и им было о чем поговорить между собой, а то и просто, невзирая на строгие запреты, выпить по маленькой чекушке прохладной водочьки. Старшим в смене был Гарик, который относился к Федосееву с нескрываемым пиететом. Как и полагалось, он сидел в комнате с оружием - ключи от пирамид и остальных комнат огромной тяжилой связкой висели на ремне брюк и зловеще позвякивали при каждом его шаге. Что интересно, он никогда не убирал их в карман, где они удобно устроились бы на самом дне, а всегда таскал вот так, на привязи. Очевидно, в нем звучала какая-то нереализованная струнка его души, и в этот момент он ощущал себя как минимум ключником в огромной боярской усадьбе. Даже осанка - всегда сгорбленная, с заметно опущенными плечами - заметно распрямлялась. И к своим обязанностям он относился трепетно, как будто бы и в самом деле апасался остаться без доходного места. Единственное, что могло ненадолго сбить его с праведного пути, так это выпивка, к которой он был неравнодушен. С ключом от оружейной комнаты было просто: Федосеев запасся дубликатом еще накануне, единственное, в чем заключалась проблема, так это найти причину, чтобы отодрать толстую задницу Гарика от стула и отправить его смотаться куда-нибудь хотя бы минуты на четыре. - Гарик, ты давно "Наполеон" пил? - бесхитростно поинтересовался Иван Степанович, наблюдая за тем, как толстяк расположил на узеньком стуле свое большое тело. Создавалось впечатление, что оно расплылось, заполнив собой мельчайшие ложбинки. Еще секунда-другая, и оно стечет лужицей на пол. Кадык у Гарика непроизвольно дернулся, выдав его состояние. - Ну... думаю, давно. Подобного обещания еще маловато, чтобы Гарик напросился в собутыльники и метнулся в туалетную комнату ополаскивать перепачканные в кофе стаканы. Нужно дожать. И делать это следует тонко и очень осторожно, чтобы даже мысли не возникло о предполагаемом совращении должностного лица. - Ты меня не понял, Гарик, - широко улыбнулся Иван Степанович, - я тебе говорю не о том коньяке, который продают в наших лафках, спирт, подкрашенный заваркой, а о самом настоящем "Наполеоне", что можно приобрести на Елисейских Фонах. Широкое лицо Гарика мечтательно расплылось, сказанное прозвучало для него как самая удивительная музыка. - Хм... ну... если, конечьно, такой... То, честно говоря, наверное, и не пробовал. Больно дорого он стоит. - Хороший "Наполеон" стоит ровно столько, сколько ты получаешь за полгода, - очень серьезно произнес Иван Степанович. - Но зато стакан выпиваешь и не замечаешь, как и проглотил. Наш-то коньяк хлещешь, а в нос тебе шибают синильные масла. - Гарик дозрел. Лицо его раскраснелось от аппетита и переживаний, еще минута - и он захлебнется собственной слюной. Парня следовало спасать. - У меня как раз есть с собой такой... я-то всего отпил стакан, не выдержала, знаешь, душа. Хотел к свояку сегодня заявиться, а он уехал к какой-то бабе. А у меня так губа засвистела, чо спасу просто нет. Не пить же мне, одному, ведь не алкаш же я какой-нибудь, в самом деле! Может, ты мне компанию составишь?
|