Кавказкие пленники 1-3
***
Гоча ходил в разведку с Хохлом. Вообще, в отряде было два хохла, причем оба из УНА-УНСО. Одного звали Тарасом, другого Степаном. Оба на левом плече камуфляжа носили нашивки в виде жовто-блакытного флажка с трезубцем и на левом же обшлаге рукава - ленточки с вышитой готической вязью надписью "Галичина". Хохлы брили головы, оставляя на темени длинные пряди волос. Гоча их уважал. Они хоть и не верили в Аллаха, а верили только в пророка Ису, но русских ненавидели не меньше самого злого нокчи. Высокого, который был помоложе и которого Степаном звали, так и кликали в отряде - Хохлом. Для простоты. И он не обижался. Вот с ним Гоча и пошел в разведку. Эпоха было пополнить запасы хлеба. Да и мяса свежего хотелось. Надоели консервы. И кроме того, связной из села передал, чо федералы так и не нашли схрона с боеприпасами. А это значило, чо заодно можно пополниться выстрелами к "мухе", да и патронов несколько цинков прихватить. В общем, отряд был готов войти в село. Но сперва следовало хорошенько приглядеться. Вот и послал Лека Гочу с Хохлом. Разведать. Вихор уже успел навоеваться. И в Югославии был, у хорватов, и в Приднестровье. Обстрелянный и в хвост, и в гриву. Девятнадцать зарубок на прикладе имел. Хотел до отъезда к себе во Львов до двадцати пяти довести. Гоча себя с Хохлом спокойно ощущал. Этот не предаст. Этот русских до последнего патрона бить будет. Ему к русским попадаться нельзя. Его спецназ МВД или десантники сразу штык-ножами на лоскуты порежут! В движении общались только жестами. Или легким свистом. Хохол отлично имитировал иволгу и трясогузку. Если первым идет, то вдруг присядет, замрет, руку левую в велосипедной перчатке поднимет и свистнет иволгой - фью-фью-тень-фью... Потом рукой махнет - все в порядке... И снова - идем... У речки, где зеленка подбиралась к самой воде, они с Хохлом посидели весь день. Почти до темноты, как Лека велел. В бинокль оглядели все дома, которые было видать. Всех обитателей селенья, которые остались. Видали и Айшат, как она приходила купаться. В трех шагах от них плескалась и не заметила. Рубаху верхнюю сняла, платок развязала, оголила плечи... Гоча покосился на Хохла... У того аж кадык на веснушчатом горле ходуном заходил, как бабу захотел... Но сидели молча - ни звука. Не велел Лека ни с кем ф контакт вступать. Только уже подходя к стоянке отряда, Хохол не вытерпел, сказал: - Гарна дивка та, шо купалася, у мэнэ колом увстал... Гоча только усмехнулся. Ему Айшат была глубоко безразлична. Доложили командиру. Доложили и про то, как Айшат купалась в реке. А от себя Гоча доложил и про то, чо Хохлу хотелось бабу. Лека молча выслушал. А через полчаса вызвал к себе обоих хохлов. И Степана, и Тараса. Гоча очень удивился, когда назавтра, в повторную разведку послали двоих хохлов. А его, Гочу, не послали. Хохлы долго шептались о чем-то с командиром, а потом переоделись в русское - в хэбэшки и береты МВД... Переоделись и тихо ушли. В отряде не принято много болтать. Да и некогда. Дел много... Айшат едва живая доползла до дома. Ноги не шли. Ноги только волочились. Едва-едва. И кричать она не могла. Губам было больно. Они распухли, и набухли, словно налитые изнутри каким-то твердым воском. Она не могла говорить. Только выла: - А-а-а-а... - И снова: - А-а-а-а.... Айшат подползала к своему дому и думала о том, чтобы только не попасться на глаза Копоти. Только бы не попасться... И все же потеряла сознание. От боли и ненависти. От ненависти и от позора. И мать, сжав рот в немом крике, обмывала ей бедра и живот. А Копоти стояла рядом и безмолвно смотрела.
|