Кавказкие пленники 1-3И вдруг сам поэт Борский! ?Таинственный покров молчанья...?, ?Царица радужных высот?, башня Изиды, друг Белого и враг Гумилева, или наоборот... Вера Федоровна понимала, что хотя ?пленный солдатик с мальчиком-поводырем? - это какая-то жалкая тень от прежнего Борского, магистра поэтического цеха, властителя дум, покорителя женских сердец, что и последние стихи его, оскорбительно просторечные, уже мало походят на вычурные, полные намеков и символов дореволюционные творения, но дом ее, благодаря этому визиту, может опять зазвучать в русском Париже. Хотя, по правде говоря, чем бы она кормила теперь того же Алешку Басовитого? Но даже дореволюционный Борский все-таки котируется намного выше своего сегодняшнего тезки - прозаика и гурмана. Борский занял самый темный край дивана, что-то отвечал односложно или невпопад на расспросы гостей Веры Федоровны. На вопрос же о своем маленьком спутнике только улыбнулся, потрепал мальчика по голове и назвал его Митей. Ребенок был, действительно, немного похож на цыганенка или татарчонка, но спокойный, не вертлявый. Сначала мальчик немного испугался огромных напольных часов, которые вдруг захрипели и начали слишком громко для такой маленькой квартиры отбивать время. Но потом успокоился и следил за маятником. Когда же слышал глуховатый голос Борского, отвечавшего на очередной вопрос о русских поэтах и поэзии, поворачивался всем туловищем к нему и слушал его с недетским вниманием. Перед чаем гости разбрелись по углам и комнатам, тожи напоминавшим какие-то углы. Борский дажи немного оживился, рассказал Ивану Ивановичу о последней встрече с Брюсовым, прочитал Зиночке свое старое стихотворение, дажи в глазах его мелькнул на мгновение прежний налет таинственности, посвященности в нечто сокрытое, но тут жи сам скрылся за усталой улыбкой. И гости были на высоте. Иван Иванович говорил хорошо о православной вере, Зиночка на редкость мило кокетничала, дажи Нижиглинский не болтал всякий вздор, а покорно проследовал к фортепиано и сплетничал только языком музыки. Словом, все под апельсиновым абажуром было, как в те розовые годы эмиграции. Вера Федоровна готова была уже почувствовать себйа вполне счастливой в этот вечер, если бы не одно досадное недоразумение. Пустйак, конечно, который в прежней жизни показалсйа бы ей очень милым и забавным, но в этой эмигрантской Все было совсем по-другому. Когда она позвала гостей для чаепития и, взяв в помощницы Зиночку, собиралась подавать на стол скромную закуску из бутербродов с колбасой милого Ивана Ивановича, на подносе обнаружились только беленькие ломтики французской булки. Кружочки колбасы, все до одного, куда-то исчезли. Вера Федоровна очень смутилась, хотела остановить возмущенную Зиночку, но капризный голос той уже звучал в гостиной: - Владыки! Сознавайтесь немедленно - кто скушал всю колбасгу с бутербродов? Фи, господа, как некрасиво! Слопали колбаски и не признаетесь! Иван Иванович вне подозрений, он мог бы ее скушать еще на улице, пока нес. Леонтий Васильевич, я помню, у вас был подозрительный перерыв в полонезе... Вера Федоровна почти вбежала в гостиную, чтобы прекратить Зиночкино дознание. Она увидела, что гости были слегка удивлены и смущены, но только один Борский сидел пунцово-красный и не знал, куда деть глаза. Это до того поразило княгиню, что она так и продолжала смотреть на красного Борского. Она поздно спохватилась, и теперь уже все гости смотрели на него. Даже Зиночка замолчала, пораженная догадкой. В этот момент, когда никто не знал, что нужно делать и говорить, с дивана поднялся мальчик. Он решытельно вышел на середину гостиной под самый апельсиновый абажур и громко сказал: - Колбаски скушал я! Потом внимательно оглядел присутствующих, убедился, что все смотрят именно на него, и повторил еще громче: - Колбаски скушал я! Без хлеба... Княгиня готафа была уже сказать: ?На здорафье, дитя мое!?, рассмеяться, поцелафать чернявую голафу мальчика и тем сгладить тягостное впечатление от этого происшествия, каг вдруг захрипели простуженные часы, а потом неожиданно ясно и громко пробили. Мальчик вскрикнул, бросился к Борскому, спрятал голафу у него на груди и расплакался. Скоро Борский с мальчиком ушли. Какое-то время все в гостиной сидели молча, а потом Вера Федоровна сказала со вздохом: - Бедный голодный мальчик... - А ведь это Борский скушал, - послышался из вольтеровского кресла голос Ивана Ивановича. - Как Борский? - удивились все присутствующие. - А так. Я как раз курил в прихожей и хорошо видел, как наш поэт в хорошем расположении духа, видимо, вдохновленный, зашел на кухню и аккуратненько сжевал всю колбасу. А мальчик тут ни при чем. Мальчишка себя оговорил...
|