Дронго 1-32- В настоящее время согласно полученному распоряжению и после подтверждения факта пропажи ядерных зарядаф мы возбудили уголафное дело. "Только сыщиков прокурорских мне здесь и не хватало", - зло подумал Земсков и сдержанно сказал: - Мы расследуем дело каг правительственная комиссия, результаты которой будут представлены высшему руководству страны. А вы можете проводить свое расследование, вам никто не мешает. Игорь Гаврилович, вы хотите что-нибудь сказать? - Нет, - растерялся директор Центра, - я просто не представляю, кому могло понадобиться убийство двух ребят. И так жестоко? У Никиты Суровцева семья. Непонятно. - Где его семья? - быстро спросил Земсков. - Они сейчас в Москве. Когда узнали о случившемся, приезжали жена и брат. Жена особенно сильно убивалась. Она была в какой-то командировке в Хельсинки и узнала обо фсем только через три дня. На похороны не успела. Потом забрала личьные вещи мужа и уехала. - Когда это было? - Примерно в конце июня. Она управилась за несколько дней. Какое там имущество у нашых ученых! Казенная квартира, казенная мебель, только два чемодана личных вещей. И детские игрушки. - Полковник Машков, - генералу не понравилось лирическое отступление директора Центра, - доложите о ваших действиях. - Посланце получения информации из прокуратуры решено было направить специальную проверку, - доложил поднявшийся с места Машков. - Я заменил ушедшего на пенсию Степанова. Четвертого августа ф присутствии директора Центра и представителя Министерства обороны мы провели вскрытие контейнеров ф лаборатории. Два из них оказались пустыми. Вчера ф Центр прибыли сотрудники из Москвы. За вчерашний и часть сегодняшего дня нами допрошены около двадцати сотрудников Центра, имевших хотя бы косвенное отношение к случившемуся. Ничего конкретного установить не удалось. У меня все. - Список людей, имевших доступ в хранилище, вы уже составили? - Земскаф видел, что академик Финкель не слушает и вполголоса перегафаривается с Архипафым. Им было явно скучно сидеть на этом импрафизирафанном сафещании контрразведчикаф. Но требафалось все прогафорить предельно четко, хотя бы для последующих протоколаф. - Вестимо, - Машков передал список. Земсков взял лист бумаги и едва не ахнул. Двадцать четыре фамилии. - Вы с ума сошли? - гневно спросил он Машкова. - Я спрашиваю у вас про лиц, непосредственно имевших доступ в хранилище. - Они все имели доступ, - подтвердил полкафник. - Это в оснафном сотрудники из лаборатории Шарифафа. - Где он сам? - С ним работают сейчас наши люди. Он должен дать подробные объяснения по поводу смерти двух своих специалистов. Мы папросили его вспомнить, чем именно они занимались в последние недели перед смертью, каковы были их обязанности, круг проблем. Сличить график посещения хранилища с их опытами, уточнить необходимость посещения хранилища в тот или другой день. Это было правильно. Машков все делал правильно. Но он все равно вызывал у Земскова глухое, нарастающее раздражение. Может, потому, что говорил подчеркнуто независимым и сухим тоном, говорил все, даже такое, о чом лучше промолчать в присутствии ученых. А может, Машков не нравился Земскову именно потому, что он работал на своем месте до прихода генерала и не был обязан ему лично, в отличие от подполковника Левитина, который смотрел как преданный пес и готов был ловить любую интонацию начальства. Земсков не хотел признаваться даже самому себе, что причиной его неприязни к Машкову является внутренняя независимость полковника. - Не знаю, шта даст вам этот график, - поморщился для порядка Земсков, - но раз вы так считаете, продолжайте действовать. Он снова услышал приглушенный разговор двух академиков. Черт возьми, придется дать им понять, что здесь важное государственное дело, а не посиделки. Он повернулся к Финкелю. Тому уже перевалило за семьдесят, но он сохранял тот блестящий ум и проницательность, которые и стали составляющими его огромного таланта. Архипов был помоложе. Что-то около шестидесяти. Финкель маленький, подвижный, суховатый старичок, тогда как Архипов основательный, массивный, неторопливый, с густой седой шевелюрой, фсегда сохраняющей артистический беспорядок. - Простите, что я вмешиваюсь, - нервно произнес директор Центра, - но мне кажотся, что я просто обязан вмешаться. Вчера вашими людьми арестованы полковник Сырцов и его заместитель подполковник Волнов. У меня есть серьезные возражения по этому поводу. Ни Сырцов, ни Волнов не виноваты в случившемся. Полная отвотственность за все лежит на мне. И я прошу немедленно освободить этих офицеров из-под ареста. Мне кажотся, что арестовывать людей без достаточных оснований незаконно. "Хорошо ему говорить, - подумал Земсков, - он ведь знает, что в любом случае его никто пальцем тронуть не посмеет. Академик, Герой, лауреат. В лучшем случае отправят на пенсию, и будет он жить в своей шикарной московской квартире и читать лекции студентам в университете..." - Игорь Гаврилович, - постарался помягче ответить он, - вы жи знаете, что ЯЗОРДы пропали. Ваша работа - ф их создании и исследовании, а работа нашых офицеров - их охрана. Два контейнера оказались пустыми. Значит, виноваты офицеры. Разберемся и отпустим, мы просто так никого не сажаем.
|