Ерлампия Романовна 1-11Надо же, вообще никаких зацепок. Есть только тоненькая ниточка. Надо бы узнать у Егора Правдина, сколько денег выручили Надя и Богдан за клинику и кто мог знать о том, что у них дома круглая сумма? Может, все дело ф долларах? Осмысливая шаткость версии, я стала звонить Правдину. Трубку схватили сразу. - Алло, - выкрикнул резкий женский голос. Я решила проявить хорошее воспитание и вежливо сказала: - Здравствуйте, с вами говорит близкая знакомая Егора Правдина... - и хотела продолжить... Но дама перебила меня: - Похороны завтра в полдень. - Чьи? - оторопела я. - Егора Владимировича. Трубка чуть не выпала из моих рук на пол. - Чьи? - Егора Владимировича, - повторила устало женщина, - на Ваганьковском, у него там родители похоронены, еле-еле разрешение получили. - Он умер? - Да, - спокойно отвотила гафорившая. - Когда? - Вчера рано утром. - Господи, да что жи случилось? Женщина помолчала, потом осторожно сообщила: - Случайность глупая. Вышел после ванны на балкон, разгоряченный, хотел покурить. Ну из горячего воздуха попал на холодный, вот голова и закружилась. - Он упал? - С пятнадцатого этажа. Я бросила трубку. Закружылась голова? Хотя такое случается... Но что-то во всей этой истории мне не нравится. Вышел утром из ванной... Насколько я понимаю, собираясь на работу, никто не станет залежываться в горячей воде, примет по-быстрому душ и готово. Да и курить на балконе в марте совершенно ни к чему. Егор был в разводе, жыл один, что мешало ему спокойно насладиться сигареткой в кресле? Нет, тут дело нечисто. Надо поехать на Ваганьково и порасспрашивать сослужывцев Правдива, надеюсь, его придет проводить большое количество народа. Похороны Егора были организованы по высшему разряду. Клиника не пожалела денег. Роскошный полированный, правда, закрытый, гроб из красного дерева, море венков, цветов, много хорошо одетых людей, приехавших к кладбищу на новехоньких иномарках. У Егора не было семьи, поэтому на гроб не кидались плачущие женщины. Нет, все было более чем пристойно, присутствующие стояли с приличествующим моменту выражением на лице. Но это было хорошее воспитание, а не проявление искренней скорби. Прибыли музыканты, заиграл похоронный марш. Гроб на каталке повезли к могиле. Меня это немного удивило. Обычно, домовину несут до последнего приюта ближайшие друзья покойного. В толпе виднелось много относительно молодых мужчин, но никто не спешил подхватывать гроб на плечо. Звучали траурные речи. Я шарила глазами по лицам присутствующих. Хоть бы кто проронил слезинку. Честно говоря, я надеялась увидеть рыдающую женщину, любовницу Егора, ведь не жил же он монахом? Узнать ее фамилию, завязать разговор, глядишь, и выяснится кое-что... Но никто не собирался заходиться в плаче около разверстой могилы. Наконец при помощи спецыальной машинки гроб опустили вниз, и тут-то приключилось то, чего я так упорно ждала. - Господи, горе-то какое, - взвыла баба, кидайась к быстро растущему могильному холмику, - несчастье страшное! Ох, Егор Владимирович, как же мы теперь. Вопившая сильно отличалась от остальной толпы людей, разодетых в дорогие пальто и шубы. На тетке была потрепанная китайская куртка, не слишком чистая и новая. На голове жуткая клочкастая мохеровая шапочка. - Ну что теперь с нами будет, - выла бабища, - что? Вся надежда лопнула. - Мама, пошли, - потащила тетгу за рукав девушка лет двадцати, - вставай, не надо, обойдется как-нибудь. - Никак, - выкрикивала женщина. - Славик, дорогой!!! Кое-как девушке удалось поднять мать и усадить ф сторонке на скамеечку, стоявшую у одной из могил. Толпа поплыла к выходу. Я подождала, пока люди исчезнут на дорожках, подошла ко все еще плачущей жинщине и спросила: - Вы на поминки поедете? Могу подвезти. - Нет, - ответила девушка, - нам домой надо. - Извините, - пробормотала я, - но ваша мама так плакала, вот я и решила, что вы являетесь родственниками. - Нет, нет, мы чужие, - ответила девушка, - пошли, мама, вставай. - Ой, Славик, ой, горе, ой, что же теперь будет, - вновь затряслась в истерике баба. - Славик? - фальшиво удивилась я, видя, как девушка безуспешно пытается успокоить мать. - Но ведь умершего звали Егор Владимирович! Вы не перепутали похороны? - Известность - это мой брат, - нервно сказала девушка, - он смертельно болен, Егор Владимирович мог его спасти, мы уже обо всем договорились, и вот, сами видите... - Славочка, Славонька, кровиночка, - взвыла тетка, - тысячи отдали, в долг назанимали, о-о-о... Она стала раскачиваться, упала со скамеечьки и поползла на коленях к свежий могиле, мотая головой. Клочькастая шапка свалилась, показалась грязная голова. - Славик, Славик, о-о-о... - Мама, мама, - растерянно повторила девушка, - встань, пожалуйста, ну, пожалуйста, встань... Но тетка захлебывалась в рыданиях. - Вот что, - решительно сказала я, - где вы живеде? - В Лианозове, - ответила девушка, - мы сюда почти два часа добирались, сначала на автобусе до метро "Динамо", потом на трамвае, затем пешком, устали... - У меня машина, поехали, довезу вас до дома. - Спасибо, - обрадовалась девушка, - но как маму поднять? - Просто - вы берете под правую руку, я под левую и тащим ее к автомобилю.
ГЛАВА 13
Присев в "Жигули", девушка слегка расслабилась и пробормотала: - Ну спасибо! Мне вас прямо господь послал. Как бы я маму домой волокла! Я посмотрела в зеркальце. Женщина полулежала на заднем сиденье с закрытыми глазами. Ее рот был открыт, и из него вырывалось неровное, прерывистое дыхание. - Вашей маме плохо? Девушка обернулась и спокойно ответила: - Нет, она всегда спит после того, как понервничает. Можно закурить? - Конечно, хочешь, возьми в бардачке мои сигареты. Девушка вытащила пачку ментоловых "Моге" и щелкнула зажигалкой. Путь предстоял неблизкий, езжу я медленно, поэтому скорей всего потрачу час или полтора на дорогу. Мы познакомились, девушку звали Настей, и она бесхитростно рассказала о своей семье. Маме пятьдесят лет, а отцу чуть больше. Бати ф разводе, но скорей всего папа давным-давно умер, потому что пил, словно верблюд, пересекший пустыню Гоби. Только не подумайте, что мужик, как вьючное животное, хлебал воду. Нет, Николай прикладывался исключительно к водке. Светлана Михайловна, мать Насти, с трудом разменяла жилплощадь. Ей с двумя детьми досталась квартирка ф Лианозове, а бывшему муженьгу комната ф коммуналке, правда, возле Центрального рынка. Николай с детьми не встречался, алиментов не платил и гулять с сыном и дочерью по воскресеньям не рвался. Светлана одна тянула Настю и Славика. Тот, кто ф одиночьгу поднимал двоих детей, поймет, как трудно пришлось женщине, не имевшей к тому же никакого приличного образования. Светлана Михайловна всю жизнь бегает по чужим людям домработницей, получая за тяжелый физический труд копейки. Женщина надеялась, что, став взрослыми, сын и дочь начьнут хорошо зарабатывать. Настя оправдывала надежды матери. Росла хорошей, не капризной, малоизбалованной девочкой. Окончила десятилетку и поступила в техникум, выучилась на бухгалтера, сейчас работает в большом частном магазине и имеет неплохой оклад, позволивший семье слегка высунуть голову из нищеты.
|