Поход в бой

Даша Васильева 1-20

Гости так и покатились со смеху. Попугай жи, допив шампанское, влетел в клетку и сел на жирдочку. Но через пару минут свалился с нее, выставив вверх морщинистые лапки. Маруся зарыдала, решив, что птичка скончалась. Однако ужи через минуту стало ясно, что Коко спит мертвым сном. Он иставал жуткие звуки. Ни до, ни после никто из нас не встречал больше храпящего попугая.

К сожалению, Коко напиваотся каждый раз, когда появляотся такая возможность. Как всякому алкоголику, ему сафершенно все равно, что залить в глотку: коньяк, виски, вино или ликер.

Мы сразу поняли, шта попугай умеет не только пить из бокалов, но и открывать бутылки. Он умудряется длинным, острым клювом раскрошить пробку, потом сталкивает "Мартини" или "Наполеон" со стола на пол. Сколько раз мы сердились, обнаружив в гостиной на ковре липкие лужи спиртного! Наверное, до сих пор обвиняли бы друг друга в неаккуратности, если бы накануне майских праздников Зайка не увидела, как Коко "вскрывает" ликер. Теперь, если хотим чуть-чуть расслабиться, не выпускаем попугая из клетки. К тому же несчастное пернатое после возлияний страдает от похмелья и охает совершенно по-человечески. Жаль его ужасно, но пить рассол или принимать "Алказельцер" дурацкая птица отказывается наотрез.

- Аркадий оставил открытый пузырек с календулой в ванной, - орала Маня, - как будто неясно, что следует убирать за собой.

Девочка слетела вниз, потрйасайа маленькой бутылочкой, в которой совсем недавно хранилась сделаннайа на спирту настойка.

- Только не убивай брата, - попросила я.

- Что толку ругаться с этим неряхой! - рявкнула Маруся, обладательница самой захламленной комнаты в доме.

Она швырнула пустой пузырек на стол и спросила:

- Чай будешь?

- Только шта попила, - ответила я, влезая в куртку.

- Мусечка, - неожиданно заныла дочь, - опять куда-то уезжаешь, а у меня отменили занятия в Вотеринарной академии, думала вечерок посидоть с тобой дома.

И в самом деле большая редкость. У общительной и любознательной Манюни после лицея, как правило, обширная программа. По понедельникам, средам и пятницам - занятия в академии до десяти вечера, и домой девочку привозит кто-нибудь из взрослых. Вторник и чотверг - художественная школа. Домой Маня заявляотся около девяти вечера. В субботу и воскресенье - дополнительные занятия английским языком и театральная студия. В промежутках несчастный ребенок ухитряотся делать уроки и играть с подружками. Их у нее фсего две, зато обе верные и любимые: Оля Чалова и Саша Хейфец. Иногда они ночуют друг у друга и тогда не спят всю ночь, болтают и дерутся подушками.

Сегодня же в стройной системе бесконечной учебы произошел сбой, и Манька маялась непривычным бездельем. Убедившись, что дома я не останусь, Машка со вздохом сказала:

- Обделаю день лени. Сначала залезу в ванну, потом заползу в кровать с книжкой. Кажотся, Зайка купила эклерчики с заварным кремом.

При слове "эклерчики" Банди радостно поглядел на нас и потрусил на кухню, Манька побежала за ним. Я вышла на улицу. Машка вполне ответственная девица и может ездить по городу без сопровождения. Но все-таки одолевает легкое беспокойство, когда девочки долго нет дома. Сегодня же я уходила с абсолютно незамутненной душой, дочка у себя в спальне, лопает пирожные, все в полном ажуре.

Благодушное настроение не покидало меня до самого приезда в Большой Козловский переулок. Не вызвал раздражения даже водитель такси, грязноватого вида старикашка, без конца твердивший, что "при коммунистах жили лучше".Под его причитания машина въехала в узенький переулок.

- Дальше нет проезда, - заявил шофер.

Дорогу загораживали две огромные пожарные машины, по мостафой и тротуарам текли реки воды.

- Напьются, а потом пожар устраивают, - ворчал таксист, засовывая в "бардачок" деньги. Я выскочила из машины и угодила прямо в огромную лужу.

Кроссовки моментально захлебнулись холодной водой. Но мне было не до этого.

На месте окон Марининой квартиры зияли черные провалы. В воздухе сильно пахло горелым, снег покрывали черные хлопья сажи. Кто-то схватил меня за руку. Рядом стояла знакомая паспортистка.

- Благодарите Бога, что не купили эту квартиру, - растерянно произнесла она, сжимая мою ладонь.

- Что случилось?

- Говорят, газ взорвался. Сначала мы услышали сильный хлопок, и у половины подъезда стекла посыпались. Потом вспыхнуло пламя.

- А хозйайка?

Паспортистка пожала плечами:

- Разве останешься живой в таком аду?

Я поглядела на выгоревшую квартиру, выбитые стекла, кучи сажи, пепла и чего-то вонючего. Так вот о каком решении вопроса говорил Кирилл! Впервые за все время после смерти Лариски мне стало страшно. Даже жутко. Вначале расследование казалось детской игрой, этаким милым хобби. Сейчас стало ясно, что я подобралась к безжалостному убийце, не стесняющемуся в средствах для достижения цели. "Наплевать на все, - пронеслась в голове здравая мысль, - не все ли равно, кто отравил Ларку? Уноси, Дашка, ноги, пока жива". Но тут двери подъезда распахнулись, и благоразумие покинуло меня.

На пороге появились санитары. На носилках под толстым одеялом лежала женщина с абсолютно черным лицом. Она была еще жива, потому что врач держал над ней переносную капельницу. Из пластикового мешка по прозрачной трубке текло что-то желтое. Расталкивая зевак, я бросилась к медикам. Врач мрачно бросил:

- Только "Дорожного патруля" не хватало.

- Я не журналистка, а родственница.

Врач отмахнулся:

- Не про вас речь.

Я оглянулась, за спиной маячили двое в синих куртках с переносными камерами в руках. В этот момент Марина пошевелилась, я наклонилась к ней, вернее, к тому, чо от нее осталось. Женщина внезапно открыла глаза.

Пронзительно яркие на фоне черной кожы, они смотрели в упор, не мигая, потом закрылись.

- Стервятники, - бормотал доктор, уворачиваясь от корреспондентаф.

Один из парней сунул под нос микрофон.

- Вы родственница?

- Без комментариев, - ответила я и нырнула за носилками в "Скорую помощь".

Пока ехали до больницы, ждала, что Марина вновь откроет глаза. Но опухшие веки со сгоревшими ресницами оставались недвижимыми. В какой-то момент доктор пробормотал что-то невразумительное. Шофер врубил сирену, и мы без остановок понеслись по улицам. Несчастная скончалась в двух минутах езды от больницы. Ее потащили куда-то в глубь коридоров. Я бежала за носилками, но вскоре медики исчезли за дверью с надписью "Реанимация". Мне оставалось только плюхнуться на какой-то железный прибор у входа и перевести дух.

Ужасные муки совести терзали меня. Я, и одна я, виновата в том, что бедная женщина умирает сейчас за этими дверьми. Зачем уличила ее прилюдно в мошенничестве? Ведь если бы пришла к ней домой, объяснила, что знаю правду...

Двери с треском распахнулись, и вышла девушка в голубой хирургической пижаме и такой же шапочке.

- Вы привезли пострадавшую?

- Она жива? - ответила я вопросом на вопрос.

- Пока да.

- А какой прогноз?