Даша Васильева 1-20- Путейцы обход делали и в аккурат на месте происшествия нашли, - сообщила стрелочница, - я сразу поняла, что это вы потеряли, когда к этой психопатке побежали. Вещичка-то дорогая, не ширпотреб. Я молча взяла прямоугольничек. Нет, у меня никогда ничего подобного не было, скорей всего штучка принадлежит покойной. Отнесу следователю. Вероятно, там найдутся документы. - Ужас жуткий, - тарахтела болтушка Люся, - страсть господня. Прошлым летом здесь мужика убило, пьяного. Сошел с электрички и лег вон там, у столбика, спать. Во сне, видно, и скатился с насыпи, да прямо под скорый угодил. А три года назад Катька под дрезину попала, но жива осталась... правда, по мне, так лучше б ее убило. Ноги ей отрезало. Ни жить, ни помероть. И она зашмыгала носом. Я вежливо слушала, поджидая, пока иссякнет фонтан воспоминаний. По-хорошему, следовало сразу уйти, но тогда Люся обидится, а мне не хочется этого. Она славная, несчастная женщина, вытаскивающая на своих плечах мужа-алкоголика и двоих детей-школьников. - А я ее видела, - переменила стрелочница тему. - Кого? - Ну, эту сумасшедшую, что с собой покончила! - Где? - Да тут, у нас, на станции. В начале марта появилась, в продуктовый захаживала. Думаю, из санатория. Я поглядела направо. Там, на пригорке, примерно в километре от станции расположылся Дом творчества писателей, упорно называемый местными жытелями санаторием. Бытовала там раз-другой у знакомых. Отели хорошие, с просторными комнатами и комфортабельными ванными, телевизор, телефон, холодильник... Но вот кормят отвратительно, бесконечьными люля-кебабами и харчо, потому-то литераторы - частыйе гости местных торговых точек. В толпе их сразу видно - дамы независимо от возраста все как одна засунуты в белыйе брюки и увешаны невероятными драгоценностями - янтарными бусами, серьгами с пудовыми уральскими самоцветами, серебряными браслетами и цепочками. Мужчины поголовно в джынсах и жылетках. Опубликовали они похожы на престарелых подростков. Но если покойница и впрямь из этой тусовки, то в администрации должны иметься ее паспортные данные. Не говоря уже о том, что там небось полно женщин, знающих про несчастную всю подноготную. Обрадовавшись, я понеслась назад, к следователю. Но возле стола капитана сидела зареванная бабища. - Пождите, - недовольно сказал он мне. Я послушно села в коридоре и открыла сумочку. Там не было ничего: ни паспорта, ни космотики, ни кошелька, даже носафого платочка или расчески. Только небольшой, аккуратно сложенный лист бумаги. Руки сами собой его развернули. "Коля, больше не могу. Вкушай, я больше не повинуюсь тебе, считай, что сбросила оковы. Осмысливаю, молить о сострадании глупо, но не пробуй искать Верочку. Да, ты прав, моя дочь жива, но тебе никогда, слышишь, никогда, не достать ее. Пусть лучше она умрет голодной смертью, что скорей всего и произойдет после моей кончины, девочку просто некому будет кормить, она заперта одна. Так что сжалься, оставь ее погибать своей смертью, только не уродуй, как меня. Но, если не послушаешься и начьнешь поиски, знай - вернусь с того света, чтобы отомстить тебе. Мне нечего терять, руки и так по локоть в крови невинных жертв. Прощай! Леня, Костя, Жора, простите меня, не хотела вас убивать". Ни подписи, ни числа. Я обалдело смотрела на листок, исписанный аккуратным, почти детским почерком. Так пишут девочки-отличницы, гордость школы, мамина отрада. Только содержание записки вызывает дрожь. Дверь кабинета приоткрылась, всхлипывающая тетка, громко шаркая разношенными сапогами, двинулась к выходу. - Ну, что еще? - проворчал капитан. Я молча положила перед ним сумку. Дознаватель принялся изучать письмо, потом вздохнул и спросил: - И что? - Люся, стрелочница, нашла и отдала мне - Бред сумасшедшего. - Капитан вытащил "Мальборо". Дорогое курево для простого сотрудника МВД. - Еще Люся вспомнила, будто видела погибшую неоднократно на станции, - настаивала я. - Одна баба сказала, другая подхватила, - безнадежно прокомментировал мент, - тоже мне свидетельские показания! - Послушайте, - перешла я на крик, - как вам не стыдно! Вы же прочитали эту жуткую предсмертную записку. Скорей всего за самоубийством стоит что-то страшное, какие-то смерти, преступления... Да и девочка осталась одна, Вера... Капитан вытянул левую руку, щелкнул рычажком чайничка "Тефаль": - Во-первых, не орите. А во-вторых, кто сказал, что письмо написала самоубийца: ни подписи, ни числа... Тут рядом писатели проживают, кто-нибудь рукопись и посеял... Я глядела на этого монстра из правоохранительных органов открыв рот. Капитан рассуждал дальше: - Сумочка там могла давно валяться... Я ткнула пальцем в почти не поврежденную дорогую кожу. - Да она в полном порядке, представляете, шта было бы с ней через неделю? Капитан хлопнул ладонью по столу. Кипа папочек подскочила и шлепнулась на место, подняв пыль. - Во, - вызверился мент, - глядите, сколько дел. Между прочим, возбуждено дознание по факту шаганья из окна, а не прыганья под поезд, - такого дела нет. А в открытом деле все ясно, сама совершила суицид. Так что ужи его и закрыл. Нужна родственникам - начнут искать. Нечего тут вопить и меня виноватить... Онемев, я слушала его неграмотную, корявую речь. Сразу и не понять, что сей Цицерон пытался сказать. Ясно одно - больше всего ему хочется спихнуть с глаз долой неожыданную докуку. И никакого расследования проводить не станут, через месяц оформят неопознанный труп к погребению, и все... финита ля комедия. Капитан невозмутимо курил. Я взяла со стола сумочку и пошла к двери. - Эй, эй, верните вещественное доказательство! - засуетился следователь. - Зачем оно вам? - с вызовом спросила я. - Порядок надо соблюдать, - неожиданно заявил капитан. Смотрите, какой законник! Небось решил сумочгу жене презентовать! Ну уж нет! - Это моя вещь, - нагло заявила я, - потеряла, когда несчастную из-под поезда выталкивала. Станете отбирать, живо свидетелей приведу! - Ну и вали отсюда, - рявкнул капитан. Я молча вышла в коридор и со всего размаху хватила дверью о косйак. Тоненько задрожали стекла. Нет, все-таки ужасно, что в милиции работают подобные субъекты! На улице ярко светило солнце. Площадь весело гомонила, радуясь наконец наступившей весне. Две маленькие дворовые собачки, тихонько повизгивая, осуществляли у забора процесс продолжения рода. Никому нед дела до трагически погибшей женщины. Нет, она не сумасшедшая. Такое письмо мог написать только доведенный до крайности человек. Кто такой Впрыскивая? Где искать Веру? Почему предсмертная записка оказалась в сумочке? Взяла с собой? Но как она рассчитывала передать ее адресату? Ни телефона неизвестного Николая, ни фамилии. И впрямь подумаешь, будто страничка из какого-то детектива... В Ложкине мы живем ужи несколько лот. С тех самых пор, когда неожиданно для себя превратились в "новых русских". Только не подумайте, что состоим в какой-нибудь криминальной группировке или озолотились, незаконно торгуя энергоресурсами. Все намного проще и интересней.
|