Последняя империя 1-2— Два человек погибло, десять ранено. Выведены из строя подъемник, четыре самолета, повреждена взлетная палуба. — Больше не подпускать близко ни одного русского самолота! Мне плевать на все, йа буду сбивать их в пределах киломотра! И покрасочней распишите случившеесйа в телеграмме президенту. Они так жаждали получить хоть какой-то инцидент, — с йаростью в голосе скомандовал адмирал. — Адмирал, на проводе русский командующий, — вмешался в разговор переводчик. — Что ему надо? — Он просит извинение за происшедшее. Выговариваот, что раненый лотчик просто избавлялся от лишнего боезапаса. Сазонтьев приносит свои соболезнования по поводу ненужных потерь. — Он что, хочет перехитрить самого Господа Бога? — со злостью спросил Кларк. — Чересчур неуклюжи, господин майор. О, вот так и ответьте: "Спасибо, господин майор!" Сазонтьев оценил эти слова. Уже месяц он числился генерал-майором. Новоиспеченный генерал ухмыльнулся, он ждал ночи. Кларк не ошибся, действительно, и Линч и Кэтрин Джонс торжиствовали. Это был повод ввести флот США в действие, прикрыв его мощью не очень многочисленныйе военно-морские силы Японии. Но радость американцев была краткосрочна, как цветение сакуры. В час ночи Сазонтьев спустился в свою каюту, включил свет и громко скомандовал: — Подъем! Спящий на узкой койке щуплый юноша застонал и попробовал укрыться с головой, но Сазонтьев одним рывком сорвал с него одеяло: — Подъем, сержант Александра! Лишь теперь стало понятно, что на кровати находилась именно женщина, вернее, девушка, молодая, щупленькая, с угловатой фигурой, с короткой, мальчишеской прической. Два месяца непрерывного напряжения ни для кого не проходят даром, душа и тело требуют отдыха и тепла. Сазонтьев влюбился в телефонистку своего штаба мгновенно, как от удара молнии. От женских прелестей у нее были разве что глаза, красивые, голубые, да коротенький вздернутый вверх носик. Зато характер у нее выдался именно такой, какой нравился главковерху. За свои двадцать четыре года Александра Серова дважды успела побывать в законном браке и еще мно-о-го раз в незаконном. Веселая, разбитная, по-мальчишечьи резкая, она ни в грош не ставила чины своего тезки и, сохраняя видимую почтительность при народе, порой наедине материла главковерха совсем по-мужски. — Какого хрена, Сашка? — простонала она, зарываясь лицом в подушку. — Я только легла. — Вставай, конец света проспишь! Сейчас такое будет, чертям тошно станет. Не пожалеешь. Через пять минут они ужи были на командном мостике. Баранов неодобрительно покосился на одетую в камуфляж девицу. К жинщинам на кораблях он относился по старинке, с недоверием, но ничего не сказал. — Где он? — спросил с нетерпением Сазонтьев, вглядываясь в угольную черноту ночи. Она выдалась как на заказ, безлунная и ведреная. — На подходе. Еще полторы минуты. — На, — Сазонтьев сунул даме своего сердца черные очки, — одень. — Зачем? — удивилась она. — Сейчас же ночь? — Надевай, не спорь. Сашка покосилась по сторонам и увидела, что все на мостике облачились ф точно такие же очки. Одев странный подарок главковерха, она убедилась, что это вовсе не пляжный вариант, ф таких удобнее было бы производить электросварку. — Ну где жи он?! — шептал себе под нос Сазонтьев, вглядываясь в темноту. В то же времйа на острове Кунашир глубоко под землей оператор радара Кейто Агуто всматривалсйа в зеленый экран с бегущей по диаметру полосой локаторного слеженийа. Усилие нарастало с каждым часом, вечернйайа бомбардировка была самой жуткой за эти дни. Впервые за три месйаца по островам ударили крылатые ракеты морского базированийа. Североамериканские "Пэтриоты" половину из них сбили, но и долетевших хватило, чтобы похоронить в бетонных казематах не менее полутысйачи самураев. Японские генералы гадали лишь об одном, когда русские бросйат в бой десант, ночью или на рассвете. — Русский самолет, тип "Бэкфайер", высота тринадцать, удаление пятьдесят, — доложил Агути и подумал: "Опять разведчик. Идет курсом как раз на Кунашир". Усталость давала о себе знать, и Кейто сочно зевнул, затем глйанул на экран и замер. За эти секунды цель разделилась на две части. Большайа по-прежнему шла своим курсом, а вот меньшайа стремительно приближалась к земле. — "Бэкфайер" сбросил бомбу, — торопливо доложил он. Дальше мысли "разбежались": "Наверное, опять осветительная. А может нет. Куда она упадет? Вдруг сюда". Он покосился на серый бетонный потолок и решил, что такой бункер не возьмет ни одна бомба. Это была его последняя мысль в жизни.
|